Владислав Жеребьёв - Братство магов. Мертвый некромант [litres]

Первый вечер в общежитии начался с собрания студентов в рекреации третьего этажа. Придя в свою комнату, Марвин и Фридрих обнаружили в двери записку, в которой быстрым неровным почерком было написано следующее:

Студенты прочих курсов, кроме первого, приветствуют тебя, вновь прибывший, и приглашают сегодня вечером на третий этаж ровно в восемь вечера. Явка обязательна.

– М-да, – Бати скинул новые туфли и с облегчением пошевелил пальцами ног, неношеная обувь причиняла юноше массу неудобств, жала и стремилась оставить натертости и мозоли. – Собрание. Может, не пойдем, Марвин?

– Ну, не знаю, – скинув туфли у входа и повесив на крюк широкополую форменную шляпу, Байк с ногами взобрался на кровать. – Написано же, явка обязательна, хоть и приглашают. Мне еще старший брат советовал, когда отправляли. Мол, Марвин, не пренебрегай студенческими собраниями. Там пьянки, гулянки, халява, общие походы по девочкам, а главное, братство, в которые ты, возможно, вступишь. Главное – не упустить свой шанс и зарекомендовать себя дельным и серьезным человеком.

– Тогда придется идти, – почти с сожалением заключил Фридрих и, подойдя к окну, выглянул наружу, пытаясь различить часы на главной башне университета. – Времени у нас еще час с небольшим, так что успеем отдохнуть от новых впечатлений да застелить кровати. Видел, Марвин, какой огненный шар сотворил тот маг? Вся жизнь перед глазами промелькнула. Думал, рухнет этот ревущий ком огня на голову – и все, приплыли.

– Я до сих пор не отойду, – поежился Байк и, соскочив с кровати, принялся разбирать постельное белье, лежавшее большой влажной стопкой на подоконнике. – И ведь страшно себе представить, что этот парень может еще. Неужели и мы с тобой сможем когда-нибудь вот так?!

– Сможем, – забирая наволочку и расправляя матрац, уверенно кивнул Фридрих. – Меня другое занимает: что это такое – магия?

– Как что? – Марвин застыл с наволочкой в руках и ошалело посмотрел на приятеля.

– Нет, – весело рассмеялся тот, – ты не понял. Всю свою школьную пору я пользовался библиотекой маэстро и перечитал кучу книжек. И про воинов там было, и про благородных господ, и про магов и их подвиги внутри королевства и за его пределами. До того момента, как взять в руки первую книгу, я думал, что пробормочет волшебник заклинание, взмахнет руками – и вот тебе оно, чудо. Потом углубился в историю, перелопатил сотни страниц, и нигде нет упоминания ни о каких заклятиях и пассах руками. Сплошные ментальные мосты, энергетические потоки и аурные проходы.

– Околесица, – отозвался Марвин, пытающийся разобраться, с какого конца одеяло засовывается в пододеяльник.

– Вон там дырка, сбоку, – подсказал Фридрих своему нерасторопному соседу. – Я уже такие видел, когда мы с отцом ездили на фермерскую ярмарку. Мест на постоялых дворах в ту пору не было, и пришлось заселяться, да еще за немалые деньги, в гостиницу с настоящими кроватями. Может быть, и ты там был тогда?

– Может. – Справившись с непослушным бельем, Марвин сложил одеяло конвертом и, взбив подушку, водрузил ее на манер короны прямо на голову – Я король Антуан второй, мудрый и могучий правитель. Повинуйтесь мне!

– Ну, похож, ну, красавец, – расхохотался над шуткой приятеля Фридрих. – Вылитый его величество в юношеские годы.

– А то, – заулыбался Марвин, стаскивая с головы подушку и кладя ее в изголовье. – Я вообще очень артистичная натура. Петь могу, плясать, известных личностей показывать. Некоторые мои знакомые говорили, что у меня неплохо выходит, и если ничего не получится с магией, то можно пустить в дело талант артиста и веселить народ.

Единственным источником света в тесном каменном мешке был огарок свечи, установленный на каменный выступ стены недалеко от отхожего места. Он же являлся и единственной магической составляющей, так как на глубине в триста метров, в высеченной в гранитном массиве камере не было места волшебству Вмонтированные в пол и стены обереги хранили чистоту истинного колдовства, не допуская даже намека на использование его человеком. Каждый раз, окруженный десятком рослых, закованных с головы до ног в железо стражников, светлейший магистр спускался по узкой каменной лестнице и, останавливаясь перед толстой дверью из каменного дерева, молча смотрел на стальной засов.

Узник, сидевший в этой камере уже почти тридцать лет, за время своего заключения не издал ни единого звука. Он ел, пил, спал, иногда читал, если это позволяли мрачные тюремщики, но разговаривать отказывался. Каждый раз, когда маг подходил к толстым прутьям крохотного смотрового окошка, он видел седую гриву волос узника, его узкие плечи да сутулую спину в грязной льняной рубахе до самых пят. Иногда он хотел начать разговор, но каждый раз подкативший к горлу ком останавливал этот порыв. Серолицый вообще не понимал, зачем ему этот ежемесячный ритуал слепого поклонения рухнувшему кумиру, но несмотря ни на что раз за разом продолжал спускаться по ступенькам, освещая себе путь чадящим смоляным факелом, и, стоя на маленькой площадке перед камерой, гадал, что за мысли шевелятся у узника в голове.

Но вот в один прекрасный день, в момент очередного паломничества архимага, заключенный вдруг обернулся и впился взглядом серых внимательных глаз в незваных гостей.

– Чувствую, – прошептал он одними губами. – Я чувствую смещение равновесия, Марик. Скоро придет расплата, явится маг такой неведомой силы, что даже мне, Артуру Барбасу, не снилась.

– Ты бредишь, старик, – тонкие губы Серолицого в мгновение ока превратились в крохотную щель, делавшую его лицо похожим на змеиную морду. Его скулы заходили ходуном, редкая куцая бородка затряслась в унисон нижней челюсти.

– Не тешь себя этой мыслью, – худая изможденная рука Артура протянулась к клетке, и все, включая плечистых воинов в ростовом доспехе, брякнув оружием, в ужасе попятились от живой легенды.

На губах бывшего архимага отразилась горькая усмешка. Даже сейчас, начисто лишенный связи с мостом и астралом, обложенный оберегами и амулетами, вмонтированными в пол и стены, он вызывал трепет у этих жалких людишек.

– Марик, – старик за дверью закашлялся, – ты не веришь в мои предсказания? Даже сейчас, лишенный возможности творить магию, я ощущаю, какая погода на поверхности, скоро ли будет дождь и сколько сил ты тратишь для того, чтобы спуститься сюда. Только физических сил, ибо души у тебя давно уже нет. Ты ее продал там, на поле сечи в тот памятный день… Думаешь, я не знаю, почему из всех только мне была дарована жизнь? Жизнь жалкого червя в каменном мешке. Ты не даешь мне сил, чтобы выйти отсюда, но и не убиваешь, стараясь продлить существование жалкого изможденного старика.