Юрий Никитин - Трое из Леса. Трилогия [litres]

– Давно пора, – прорычал Громобой с удовлетворением, – а то засыпать уже начал…

Страшным ударом разнес первого вдребезги. Глыбы разлетелись, калеча соратников. Громобой гулко захохотал, показал левый кулак, вздымая кверху, а правой постучал по бицепсу.

На него ринулись с удвоенной яростью. Он крушил направо и налево, но теперь врагов было больше. Против него, чуя его силу, посылали сильнейших. Уже не людей – зверей и чудовищ.

Взмокший, хватая пересохшим ртом воздух, рявкнул:

– Ничо… никого не зобидю! Подходи, всяк получит меж ушей!

Его страшная дубина крушила броню, ломала кости. Кровь брызгала как вода, крики и стоны раздавались со всех сторон. Он чувствовал себя бером в стае мелких псов, только бер неповоротлив, а Громобой чуял, что уже разогрелся: поворачивается быстрее, бьет мощнее, видит спереди и сзади, даже словно бы смутно угадывает, что случится чуть погодя…

Дед Тарас, опираясь на палку, смотрел из-под руки на поле сражения. Подслеповатые глаза с трудом различали мельтешащие тени, притупившийся слух слабо ловил шум битвы. Звон оружия, крики умирающих, хриплые приказы – скорее угадывал, чем различал.

Потом шум приблизился. Слышался топот ног, лязг железа, тяжелые удары. Отчаянно закричал тонкий голос. Дед Тарас решил, что на подростка, возможно, впервые взявшего в руки оружие, наступила огромная лапа неведомого зверя.

Рядом мелькали люди, орали, толкались. Пахло кровью, горелым, ветер дул сухой и горячий. Простучали копыта, но как-то странно, будто конь был размером с холм. Земля гудела и качалась.

Деда сбили с ног, чьи-то ноги безжалостно пробежали по старческой спине. Палка выскользнула из слабых пальцев. Он беспомощно шарил по земле, утоптанной так, что ногти скребли как по камню. Наткнулся на мокрое, липкое. Кровь была и с другой стороны, а чуть погодя ткнулся головой в еще теплый труп. В сторонке кто-то стонал, тихо и безнадежно.

– Что деется, – прошептал дед Тарас бессильно. – Старость не радость…

Мимо пробежали люди, радостно горланящие. Кто-то перепрыгнул через ползающего старика. Другой на бегу наступил на растопыренные пальцы, но даже не задержался, чтобы смахнуть ему голову с плеч.

– …а пришибить некому, – добавил старик безнадежно.

Чужие гнались за отступающими людьми. Топот ног оглушал, пыль покрыла деда Тараса. Он закашлялся, но пальцы, наконец, наткнулись на что-то похожее на палку. Это оказался обломок копья, дед Тарас кое-как поднялся.

Мимо все еще пробегали странного вида люди: огромные, мертвенно-бледные, в лохмотьях. Эти не кричали, не смеялись над отступающими, и деду Тарасу стало еще страшнее.

Над головой грохотало, черные, как уголь, тучи неслись, как табун взбесившихся коней. Деду Тарасу показалось, что, если у него хватило бы сил поднять копье, он бы зацепил тучу острием. В недрах тучи смутно блистали скрытые молнии, но в них было столько ярости и мощи, что старик сгорбился еще больше. Мир рушится, небесный свод разламывают неведомые силы.

– Род! – взмолился он едва слышно. – Род… родитель наш… Мы, твои дети, не оправдали твоих надежд?

Шум битвы начал отдаляться. Сзади нарастали другие крики, лязг оружия. Там дрались тоже, старик различил яростные голоса, хриплый клекот грифонов, а перекрывая все, звучал страшный голос:

– Эти пятеро! Убить их! Все – на них!

Старик прислушался, с трудом различил человеческий крик.

Если не почудилось, то там, окруженные врагами, все еще отбиваются, стоя спина к спине, трое невров. Неизвестно, сколько продержатся, но пока еще живы, а дерутся, как завещано Поконом Рода, до последней капли крови.

– Род! – выкрикнул он из последних сил. – Я не знаю, сколько мне осталось… Да, жить хорошо даже стариком. Но прошу – возьми оставшиеся дни или годы в обмен на один-единственный день… или час… моих молодых лет!

Тучи неслись все такие же лютые, смертоносные, черные с красным, но деду Тарасу показалось, что в самой глубине насмешливо прогрохотало.

…Когда против него пошли огненные гиганты, Громобой понял, что пришел смертный час. Он дрался уже в одиночку, справа и слева если и был кто, то давно полег или отступил. Да скорее всего, никого и не было. Он жил волком-одиночкой, так и умрет им. Но жил вроде достойно, не осрамиться бы в последние минуты. Стыдно будет не ему, ему что, мертвые сраму не имут, а его семени, разбросанному по белу свету.

Да и вообще всем, кто умеет совеститься. Совестно бывает не только за себя…

Они были сильны и свирепы, эти звери из огненного мира подземелья. Их было больше, к тому же двигались так же быстро. А палицы в их лапах были тяжелее, сыпали горящими искрами. Но он издавна сражался с теми, кто сильнее, сейчас же просто смертельно устал, а чутье говорило, что наконец-то жизнь отпустит его…

– Приветствую. – Он поднял левую руку, потому что в правой была дубина, а пальцы едва держали ее и без того, впрочем, левая ближе к сердцу. – Давно не встречались.

Передний из гигантов, массивный и красный, как раскаленная заготовка, прорычал люто:

– Тебя не знаем… Но сейчас узнаешь нас.

Громобой удивился:

– Да?.. А я бы сказал, что бивал вас и раньше. В хвост и гриву. Обознался неужто?

Гигант взревел, поднимая дубину:

– То были наши деды и отцы! Но ты сейчас узнаешь внуков!!!

Громобой оскалил зубы. Мельчает народ, мельчает. Деды горами трясли, как вениками, а внуки будут всемером одну соломину поднимать – так предрекают волхвы. Эти, что идут скопом, как стадо баранов, – правда, больших баранов, – не увидят его смерти.

Он поплевал на ладони:

– Начнем?

…Мрак выискивал холмик: забраться бы повыше, оглядеться. Где же Ящер? Или надо искать во главе войска, как ходят военные вожди в Гиперборее, или пойдет в самой середке, как воюют киммерийские каганы?

На них молча и страшно напал отряд мертвецов. Даже бесстрашный Таргитай побелел и сделал движение ухватиться за живот. Они еще носили следы жестоких боев, страшные раны рассекали лица, доспехи погнуты, а еще не остывшая кровь позволяла им двигаться так же быстро, как и невры. Похоже, на этот раз столкнулись с действительно опасными противниками.

В разгар боя двое из мертвецов, самые могучие с виду, закованные в железо, внезапно повернулись, одновременно выставили щиты. Три стрелы с сухим треском разбились с такой силой, что щепка оцарапала Олегу щеку.

Он отпрыгнул от неожиданности. Мертвецы явно защищали спину ничего не подозревающего Мрака. Он рубился, огромный и страшный, как разъяренный медведь, выдерживал натиск сразу пятерых, а эти двое, сомкнув щиты, остановили натиск сзади. Кривые мечи в их руках замелькали часто и умело.

– Ну, Мрак, – пробормотал Олег, судорожно смахивая пот, – ну, змей хитрый! Ну почему, почему мир так несправедлив?!