Станислав Сергеев - Человеческая память - странная вещь

Выпуск закончился гимном Республики, на фоне кадров, как мою тушку в бессознательном состоянии в ангаре линкора на руках выносят из катера и грузят в транспортную медицинскую капсулу, где начинаются первые реанимационные мероприятия. Под тот же гимн все в зале встали, тихо подпевая и я, стоя со всеми, уже ощущал на себе все больше и больше восторженных взглядов. Уж слишком качественно, с различных ракурсов, засветили мою физиономию, и даже в почти пляжном наряде после такого репортажа меня уже трудно было не узнать.

Когда экран погас, людей в зале оказалось намного больше, чем было изначально, и кто-то громко крикнул:

— Адмирал на борту!

Все начали поворачиваться и я к своему удивлению увидел стоящего рядом Вэлка, в новенькой форме с адмиральскими нашивками, который хитро и даже несколько гнусно улыбался и даже подмигивал. Вот на него и среагировали. А рядом стоял и мой Сержант, и капитан «Ушастика» и многие другие офицеры, которых знал по нашей бригаде и особенно по «Миркому».

— Вольно! — крикнул Вэлк, и, оказавшись в центре внимания, толкнул речь, как Ленин с броневичка.

— Лэры соратники. Мы с вами живем в необычное, интересное и трагическое время. Потеряны десятки планет и погибли миллиарды людей. Но именно сейчас проявляется кто есть кто. Кто-то быстро удрал за границу, бросив родных и близких, а кто-то наоборот, бросив бизнес, пошел добровольцем в ВКС защищать свое государство.

Мы многое вместе прошли, и горечь поражений и радость побед. Отправляли в последний путь своих товарищей и еще больше оставили их на выжженных планетах в и холодных обломках кораблей и разрушенных станций. Но сейчас, после многих поражений нам наконец-то удалось дать по зубам хвостатым уродам, да дать так, что они остановились, и стали подвывая пятиться обратно.

Он сделал паузу и продолжил.

— Вы знаете, кто я, и знаете, что никогда не боялся противника ни внешнего, ни внутреннего, не прогибался ни под какое начальство, поэтому всегда был заслан подальше от обжитых планет и штабов. Но мы разведка, мы всегда были особыми. Первыми приходили в систему и последними уходили. Могли месяцами болтаться в пространстве, раскрывая систему обороны противника. У нас не было такого разделения на флотских и штурмовиков, так как обычно мы выполняли одну общую задачу. И знаете, что всегда было самым трудным?

Опять многозначительная пауза.

— Самым трудным было ждать группы после сброса. Режим радиомолчания и остается только ждать и молиться, чтобы штурмовики-разведчики, которые ушли в систему вернулись. Не дождешься, смалодушничаешь, уйдешь раньше — бросишь друзей, будешь ждать больше чем нужно, добытая с таким трудом информация потеряет свою оперативную ценность.

И вы знаете, с какой радостью мы встречаем возвращение групп, особенно в целости и с победой.

И, к моему счастью, после прихода в нашу бригаду молодой офицера, Максо Мелана, я практически никогда не знал, что такое уходить из системы, потеряв группу. На нашу долю выпадали всякие задания, и практически всегда с огромным риском, такие задания, где нужно было использовать нестандартные подходы и решения. Отправляя своего друга Мелана в очередной смертельный рейд и понимая что шансов на возврат практически нет, душой всегда чувствовал, что этот спокойный и немногословный воин вернется. Так оно и было. Вы знаете флотские негласные правила, про нахождение на мостике лишних людей, так вот у нас на «Миркоме», в нарушение всех традиций есть специальное кресло, для моего друга Максо Мелана, который не раз вытаскивал нас из всяких неприятностей.

Поэтому то, что произошло в системе Орка, не случайность, а закономерность, свойственная профессиональному воину, который всегда старался выиграть стычку, бой, сражение с минимальными потерями, за что его ценят все, кто имел честь воевать под его командованием.

Поэтому, — он сделал паузу, и в зал ввалилась толпа официантов, которые разносили по залу бокалы с дорогим, с очень дорогим вином, и раздавали всем присутствующим. Дождавшись, когда у всех будут в руках бокалы, Вэлк продолжил.

— Поэтому, давайте поднимем эти бокалы дорогого вина с личных виноградников генерала дер Терранома, за нашу победу! И главное за моего, точнее за нашего побратима, за ИСТИННОГО БОЛЯРИНА, который всей душой предан Республике, за ГЕНЕРАЛА МЕЛАНА!

Последние слова он буквально выкрикнул, а я, честно говоря, ушел в ступор. Вот это качественный слив и от кого? От своего другана!

Все громко крикнули поздравление, пока не понимая, что происходит, а Вэлк только подлил масла в огонь.

— После всего произошедшего, я буду первым, кто поздравил моего друга Максо Мелана с заслуженным званием генерал и назначением на должность командующего объединенной эскадрой Республики и ограниченного воинского контингента Империи.

Зал взорвался восторженными криками. Эмоциональная и информационная накачка была сделана великолепно. И я тихо и можно сказать грустно смеялся со всего этого. Они еще слили, что я болярин. Со стороны Вэлка это не могло быть ни оговоркой, ни экспромтом — четкий расчет, и не его, а того, кто стоит в тени и дирижирует всем этим концертом.

С разных сторон посыпались поздравления и восхваления, причем, что не маловажно, довольно все натурально и не наигранно. Я тихо, сквозь зубы прошипел своему адмиральскому другу-предателю:

— Ну, спасибо, удружил, дружище, теперь мне до конца дней не отмыться и не будут давать проходу.

Вэлк, не убирая широкой улыбки с лица, тихо ответил:

— Ты сам понимаешь, дружище.

Я согласился.

— Да понимаю. Мало победить, надо еще победу удержать.

— Вот именно. Теперь поблагодари людей.

Я сделал шаг вперед, оказавшись в центре внимания, и уже собирался открыть рот, когда в зале наметилось какое-то нездоровое движение, сопровождающееся недовольными и возмущенными вскриками. И вскоре причина этого возмущения предстала передо мной в полной красе. Растолкав людей на небольшой пятачок перед нашим столом, где мы стояли с моими друзьями и знакомыми, выперся майор Мальдерка, Дорк и еще три человека из разряда прихлебатель-сопровождающий, профессиональный.

И вот вся эта шайка-лейка выстроились передо мной свиньей, где в центре предстал майор, видимо как главный и центровой.

Мутный взгляд его не предвещал ничего хорошего — белки глаз красные, волосы чуть взъерошенные, да и вообще весь вид показывал высшую степень возбуждения, возможно и под химией. Рассмотрев меня и стоящих рядом Машу и Праму, он несколько мгновений тяжело дышал, с трудом справляясь с приступом ненависти, и все же не выдержал и закричал:

— Ты! Я узнал тебя, грязный варвар. Сколько я еще опять должен заплатить денег всяким штабным крысам, чтоб тебя отправили в самое пекло, откуда ты уже точно не вернешься.