Дарья Андриянова - Девятка

Это была еще одна попытка к бегству. Я хотел спрятаться от того убийства, не видеть восьмерок, не видеть девяток – лишь бы не вспоминать. Мои руки в чужой крови. Я не имел права отбирать чужую жизнь.

– Семерка. Решетка подчеркнута снизу. Теперь твоя работа такая же, как у восьмерок и девяток. Только условия проживания другие. Ты спал на кровати, питался остатками еды с общего стола. Тебе нужно было только вовремя вставать и приступать к работе – но ты не смог и этого.

Восьмерки и девятки меня ненавидели за убийство их товарища. Они не говорили со мной во время выполнения работ. А если говорил я – они игнорировали. От одиночества, от отчаяния я бежал снова.

– Восьмерка, – Бог улыбнулся, выставляя восьмое клеймо на моем лбу – верхнее подчеркивание квадрата, перекрещенного внутри. – Теперь ты должен был забыть о прошлой жизни. Все мысли должна была занимать работа. Ответственность тебя больше не беспокоила – она лежала на других. Живи себе и живи, только работай.

Со мной все же начали считаться, и я объяснил, что вовсе не желал смерти их товарищу. Когда я сказал, что до сих пор меня грызет совесть, они даже сочувственно попытались меня приободрить. Я впервые чувствовал вкус плети, и они обучали меня. Даже рассказывали хитрости, как делать вид, что наработал больше, работая меньше. Но восьмеркой я был недолго. Обучение мне давалось с трудом, и в процессе работ я сломал около десятка хозяйских инструментов.

– Девятка. Ты не имел права высказывать собственное мнение, даже говорить. Тебя нельзя было называть по имени. Впрочем, его никто и не знал. Восьмерки смотрели на тебя с уважением, а кто-то – с жалостью. Оставалось только держаться за последнее оставшееся право – право на жизнь. Тихо и смирно работать, стараясь привлекать как можно меньше внимания.

Ну, конечно, когда пьяная четверка где-то гуляет, оставляя дом открытым, я должен сидеть и ждать, когда же мне припишут еще косяк и убьют. Естественно, что я снова попытался освободиться, снова побежал, надеясь укрыться в лесу и прожить там остаток дней.

Бог отстегнул меня от стула. Тело само собой сгорбилось. С клейменного девятью клеймами лба стекали теплые ручейки крови. Она попадала в глаза и стекала с их уголков подобно кровавым слезам.

– Добро пожаловать в загробные миры, девятка. Здесь всегда рады новым рабочим рукам. Пока у тебя еще есть время, ты можешь задать интересующие вопросы.

Я шмыгнул носом. Лоб жгло даже после первого клейма, а девять сразу – это кошмар, который не мог мне и присниться. Даже умерев, я не смог получить свободу. Значит, все зря. И жил я зря, и мучился зря. Остается только слиться с Ньядом, стать примерным работником, чтобы не получить десятое клеймо. В прочем, если души бессмертны, значит, мне не стоит его бояться?

– Души бессмертны только до тех пор, – сказал Бог, проходя к двери, – пока я этого желаю. Прощай, Девятка. Пора бы тебе уже отправиться домой. В Ньяд.

Глава 4

Сначала запретили курить, потом пить… Бог знает, наверно, еще надо бы перестать дышать, тогда, глядишь, буду жить вечно.

Джоан Харрис – «Шоколад»

Бог вышел. Дверь за ним тут же исчезла, оставляя меня наедине со стулом и девятым клеймом. Я пощупал стену, в которой минутой назад был выход – никакого намека на проход. Тогда внутри начала нарастать паника – может, ни в какой Ньяд я и не попаду, а буду сидеть вечность в этой комнатушке, сетуя на жизнь.

Но дверь появилась. Не белая, ведущая к Богу, а темно-красная, большая. Знаю, куда она ведет. Отсюда, конечно, я выйду только в одно место – в Ньяд, где буду вечно страдать и работать. Поэтому я не слишком спешил уходить из комнаты. Насладиться последними минутами покоя – это счастье. Но в голову закралась неприятная мысль – дверь может исчезнуть, и я навсегда останусь здесь. Нет уж, лучше Ньяд.

Внутри, перегораживая проход, сидели ангел и черт, со скучающим видом перебрасываясь картами. Они кивнули в сторону открывшегося мира, и я неуверенно шагнул внутрь. Дверь за спиной шумно захлопнулась.

Здесь жарко. Настолько жарко, что от мертвой, казалось бы, сухой земли поднимается густой пар, закрывающий обзор. В небе висит огромное красное солнце.

Пытаясь что-нибудь разглядеть, я щурюсь и замечаю, что совсем не дышу. Я пытаюсь сделать вдох, но ничего не выходит. Здесь нет воздуха, мир кажется необитаемым. Меня охватывает паника. Я задыхаюсь.

Ангел и черт продолжают рубиться в карты, когда я вот-вот могу откинуть копыта. Второй раз подыхать не так страшно, но не хочется.

– По… могите… – просипел я, открывая рот подобно рыбе, выброшенной на берег.

Последний воздух покинул меня вместе с этими словами.

– Душа бессмертна, – напомнил ангел, кидая козырного туза.

Рука сама тянется к двери, когда я падаю на обжигающую каменную землю. Я жмурюсь и выгибаюсь из-за резкой боли в спине. Позади меня стоит незнакомый черт с длинной плетью – скрученной тонкой спиралью железкой, утолщенной у основания. Удар рассекает спину. Балахон намокает от крови и пота.

– Хватит бездельничать, – говорит черт. – Почему ты не на работе?

Я не могу ответить. Открываю рот, но внутри нет воздуха, чтобы сказать слова. Черт внимательно смотрит на мое лицо, сжимает мокрые от пота волосы и жестко отдергивает голову назад.

– Девятка. Значит, ты новенький? Еще не научился говорить? – спрашивает он, смотря холодным взглядом в глаза. Так же смотрели и ангелы-сопровождающие.

Я киваю и снова жмурюсь, когда он заносит руку с плетью для второго удара. Он приходится по лицу, задевает закрытый левый глаз и разбивает в кровь губы.

– Вставай, – велит черт, с легкостью поднимая меня за волосы.

Ноги ощупывают землю. Я ровно стою, но черт тянет волосы так, что мне ничего не остается, кроме как, наклонившись собакой, идти за ним. Я не вижу, куда меня ведут. Перед глазами только красная земля, покрытая густым слоем пара. Все еще пытаясь вдохнуть, я не запоминаю дорогу, не осмысливаю происходящее. Твердая земля обжигает босые ноги. Рука больно стягивает волосы, иногда дергая, грозя вырвать их. Я хватаю черта за руку, пытаясь разжать пальцы, за что снова получаю плетью по спине.

Черт толкает меня, и я снова падаю. Через горячий туман просвечивают тени, мельтешащие вокруг. Тени куда-то спешащих ног, полусогнутых и прямых, крепких и волочащихся.

– Значит, так, – черт стоит надо мной, глядя на беспомощно сжатое тело, все еще пытающееся дышать в безвоздушном мире. – Я – черт-надзиратель. Коротко расскажу о твоих правах и обязанностях. Сначала права. Ты имеешь право на получение пищи один раз в день, на двухчасовой сон в каждые сутки, на туалет два раза в день, на посещение своего внутреннего мира на месяц раз в году. Понял?