Александра Ковалевская - Ночь всех проверит [litres]

Аристарх медленно и осторожно, опасаясь наткнуться на нож-траву, протянул руку к галогену у изголовья, включил фонарь, осветил бункер, осмотрел каждую пядь вокруг людей (девушки еще спали) и убедился, что единственная полоса нож-травы прорезалась через слой бетона на полу возле галерца и проросла сквозь пластик спальной полки. Аристарх задержал луч света, направив его на темный, словно армированный из-за четко выделяющихся прожилок, узкий, но прочный лист растения. Знаками показал галерцу, как избежать контакта с растительным лезвием.

Лист блек на глазах. Трава высыхала.

Аристарх, не переставая светить на нож-траву, оглянулся на спящих девушек и приказал:

– Тимох, живо, очисти ноздри белль и ребенку!

– Что это было? – спросил пилот, справившись и разглядывая в свете галогенного фонаря снятый с носов девушек пыльный войлок.

– Видимо, пыльца ветренницы. Вентиляция забилась.

Аристарх, обернув рукав куртки вокруг пальцев, вырвал из щели между плитами пола заметно подсохшую нож-траву и понес, по пути открывая дверь внутреннего периметра, внешнюю дверь и не забывая изучающе осматривать все вокруг – нет ли еще лезвий.

Анна и Мрия вздохнули, когда им с носов сняли пыльную пленку, повернулись, сладко потягивась, но не проснулись; они еще досматривали утренние сны.

Парни вышли в рассвет.

Нофиал и солнце стирают ужасы ночи.

Утром ты будешь помнить все, что случилось в вечерние часы, когда ворожил фиал, но пережитое в свете семи лун в крепнущем дыхании ночи утром покажется сном, всего лишь одним из твоих снов. А сны люди видят и на звездолетах. И ты не можешь бояться сна, каким бы тревожным он ни был, тем более если ты, здоровый и молодой, стоишь на изобильно зеленой земле, и ароматы леса особенно свежи, и, подобно приливной волне, накатывают, сменяя друг друга, а звуки леса будят в тебе жажду жизни и свободы; и в теле, как в растениях вокруг тебя, бурлят сильные токи, заполняя каждую клетку твоего тела…

Ветер не пошел дальше ручья, лес его настораживал.

Аристарх и Тимох разошлись в разные стороны от входа по росистой траве, недалеко, но так, чтобы не давили молчаливые и строгие стены бункера, оставленного за спиной. Листья растений роняли собранную в листовых пластинках влагу; цветы раскрывались на глазах, увеличиваясь в размерах и выпуская на волю спавших в чашелистниках насекомых. Земля курила легким туманом и пахла влажной от росы лиственной прелью и подгнившими фруктами, дожидающимися под плодовыми деревьями неутомимых плодожорок. Движение мелких животных и пресмыкающихся, незаметное днем, угадывалось в этот ранний час беспокойным вздрагиванием листьев над звериными тропами, дважды в сутки ведущими зверей из лесу на ночные лежбища и обратно. Тряслась и звенела лиана с сухими стручками-колокольцами: кто-то незаметно лазал по акации, задевая ветви. В вышине птицы всех размеров и окраски клекотали, тенькали, свистели и рассекали воздух крыльями. Птицы наверстывали пропущенные ночные часы своей короткой птичьей жизни, охотясь на насекомых, собирая улиток, змей и лягушек и нападая на сородичей.

Аристарх ушел к растению-водосбору, названному так за способность скурчивать на ночь листья конусом, а утром собирать в них конденсат и росу. Листья водосбора, расположенные на разных уровнях, раскрываясь от верхних к нижним, переливали друг другу воду. В пока еще скрученных листьях нижних ярусов ее накопилось достаточно для того, чтобы умыться с комфортом, и бригадир даже опрокинул себе на спину неколько доверху полных водой конусов, отряхнулся и отфыркался.

На обратном пути в бункер Аристарх нашел спелый плод кунья, умело прикрывшийся метелками перистых листьев. Лесоруб акуратно надломил над самой землей вертикально растущую толстую и уже подсохшую плодоножку гигантской ягоды. И понес, держа перед собой, как большую черную чашу, в которую из озорства кто-то воткнул пучок свешивающихся зеленых волос. Кунья им очень кстати: срезать твердую корку, защищавшую мякоть ягоды, добавить в кунья толченых орехов – и полноценный завтрак им обеспечен, еще и в готовой посуде. Девушки, должно быть, удивятся…

Когда вернулись в схрон, нашли бодрых белошвеек и младенца.

– Как спалось?

Девушки улыбались:

– Отлично!

Их лица были розовыми, а глаза яркими. Ило – здоровая планета.

Аристарх рассуждал вслух, обращаясь к Тимоху:

– Пыльца ветренницы вроде бы безопасна, – говорил он. – Пыльца свободно летает в воздухе, но собирается в рыхлый войлок, если место затхлое. Тогда она ищет местечко, где есть движение воздуха, где тепло и влажно. Сегодня ночью она нашла такое место у нас на ноздрях. Значит, в бункере не работала внутренняя вентиляция. Дышать из-за пыльцы становится тяжелее, словно дышишь через шарф, зато слой пыльцы неплохо абсорбирует: запахи, например, не пропускает. Пыльца ветренницы почти всегда присутствует в воздухе, это пустяк, но не пустяк тот факт, что флорники опять пытались проникнуть в бункер. И им удалось это сделать.

Они забили вентиляцию, заставив пыльцу отправиться в полет – она застоя не любит и не нашла ничего лучше, как собраться у нас на носу. А нож-трава проникла через пол бункера. Нож-трава обычно заодно с древесными корнями. Значит, бетонный пол ближайшей ночью будет разрушен снизу.

Ветер снял надрезанную с правой стороны рубаху и, выгнувшись через правое плечо, рассматривал бок. Порез на коже неприятно саднил, хоть кровь остановили быстро.

«Что за фигня? – шептал он. – Нож-трава, значит? Какая трава режет кожу, как лезвие?»

Потом он поерзал внутри одежды, пытаясь вернуть рубаху на место, но что-то мешало.

– Мрия, глянь, что у меня там?

– Из заднего кармана брюк торчит какая-то ветка, – откликнулась Мрия.

Ветер запустил руку в карман брюк: из кармана за ночь выросло чахлое деревце с жестким прутиком-стволом. Пока он спал, деревце отпечаталось на его пояснице, но отпечаток получился странный: справа в области печени красный расширяющийся мазок и под прямым углом к нему два перпендикуляра. Так описала отпечаток Мрия. Ветер почему-то не поверил ей, поднес к пояснице зеркало, поворачивался к свету и снова изогнулся, высматривая метку. Глаза его забегали, он скривился от досады. Он был задумчивым, когда Тимох подошел к нему и поинтересовался:

– Аристарх думает, ты заныкал в карман орехи на ночь. Зачем?

– Зачем, зачем, – застонал Ветер, потирая порезанный бок и отводя глаза. – Люблю погрызть на ночь. Привычка у меня такая.

– Понятно, – констатировал Тимох. – Скажу Мрии проверять твои карманы перед сном.

Покормив ребенка, за супруга взялась Мрия.

Даже ей, чужой на этотой планете, было очевидно, что Ветером интересуются матаморфы.