Александра Лисина - Мертвая долина. Том второй [publisher: ИДДК]

Осознав, что безнадежно опоздала и не успела помочь, я замерла, дрожа от ярости и едва сдерживаясь, чтобы не ринуться вперед и не снести ему бритую башку. Никогда раньше не испытывала ничего подобного. Никогда мне еще не доводилось убивать людей. Однако сейчас меня просто перекосило от бешенства, буквально переполняло яростью. И лишь бесценный опыт Харона, заставляющий сохранять равновесие, даже оказавшись лицом к лицу со смертельно опасной Тварью, заставил меня остаться на месте.

– Встань, дочь моя, – вдруг глухо уронил из-под маски насильник. – Поднимись. Твоя жертва принята: владыка благоволит тебе.

– Благодарю, мой господин…

– Иди ко мне. Прими свою награду.

– Да, господин. Позволь к тебе прикоснуться?

Я вздрогнула, услышав срывающийся шепот, а потом и отпрянула, когда с алтаря послушно поднялась совсем еще молодая девушка, чье лицо тоже было закрыто причудливо выполненной церемониальной маской. У нее на теле еще виднелись багровые следы от чужих пальцев. По обнаженным бедрам тоже струилась кровь. На подбородке виднелась свежая ссадина, как если бы ее укусили чьи-то острые зубы. Но при этом она совсем не выглядела испуганной. Не рыдала, не плакала. Только губу прикусила, ступив босыми ступнями на холодный пол. А потом опустилась перед таким же обнаженным жрецом на колени и, поцеловав его окровавленные чресла, смиренно повторила:

– Благодарю тебя, господин.

Я растерянно села прямо там, где стояла, не в силах понять, осознать, принять эту чудовищную правду. Над девчонкой фактически надругались, ее почти изнасиловали, ей порвали все, что только можно, а она… благодарна?! Целует его?! Не стесняясь ни присутствия жрецов, ни собственной наготы, ни увечий, ни даже того, что это – противоестественно?! Да еще целует так, будто страстного любовника, от которого просто без ума?! Добровольно?! На колени перед ним встает, как перед богом?!

Вашу мать… да что тут творится?! Что это за бред?! Может, я сплю?

– Ступай и ничего не бойся, – ровно сказал из-под маски жрец, небрежно набрасывая на бедра кусок протянутой кем-то ткани. – Когда родится ребенок, принесешь его в храм. Он станет одним из нас. А до этого дня ты – неприкосновенна. Дар э .

– Дар э , – слаженно прошелестело по пещере.

Некромант протянул в темноту смуглую руку, выхватил откуда-то знакомый до боли красный шнурок, накинул на предоставленное с готовностью девичье запястье, будто отмечая его этим знаком. А потом небрежно кивнул, набросил на плечи черно-золотую мантию и неторопливо удалился, больше не уделив униженно склонившейся перед ним девушке ни толики своего внимания.

Я оторопело проследила за тем, как следом за ним потянулись в темноту остальные жрецы. Как перед каждым из них незнакомая девчонка угодливо прогибалась и еще более униженно кланялась, чиркая набухшими от возбуждения сосками по холодному камню. Как они медленно и неторопливо удалялись, не удостаивая ее даже взглядом. И как один за другим пропадали в темноте, уходя куда-то влево и вглубь пещеры, где, вероятно, имелся не замеченный мною раньше выход.

Сколько это длилось, не знаю. В тот момент меня поразил совершенно необъяснимый ступор, из которого я никак не могла выйти. То, что случилось, было чудовищно. Страшно. Я ничего не понимала. И больше всего не понимала девушку, которая была готова унижаться и ложиться под некроманта за какой-то драный шнурок, сулящий ей мимолетную защиту. Я не могла поверить, что она искренна сейчас. Я все время искала в ней признаки отчаяния, отголоски пережитой боли, пыталась услышать первые всхлипы, сказавшие бы о том, что на самом деле ее принудили и гнусно использовали.

Но она молчала. И она подобострастно гнулась перед некромантами, провожая их горящими глазами, в которых светились лишь благодарность и неподдельное торжество.

Наконец жрецы ушли все до одного, и мы остались одни. Я – растерянная и ничего не понимающая, и она – облегченно поднявшаяся на ноги и набросившая на себя белую простыню с алтаря со следами собственной крови. Наскоро оглядевшись и убедившись, что больше никого поблизости нет, она бесстыдно вытерлась и, обмотав вокруг тела испачканную ткань, громко шмыгнула носом, явно начиная подмерзать. Затем каким-то детским жестом потерла одну ступню о другую. Снова быстро огляделась, подумала. Полюбовалась на обвивающее ее запястье «украшение», сделавшее ее на целый год неприкосновенной ни для кого в целом свете. Довольно хмыкнула. Наконец гордо вскинула голову, широко улыбнулась и, подхватив повыше полы свисающей простыни, почти бегом кинулась к выходу. Не заметив ни меня, ни трепещущих от моего гнева свечей и ничего вообще. Кроме собственного триумфа и радостного осознания того, что ее «выбрали», милосердно «приняли ее жертву» и даже отпустили живой.

Блин… выходит, вот почему Лин так грубо ошибся: на самом деле у красного цвета в Невироне было два назначения. Один, как в моем случае, говорил о том, что избранный жрецами в скором времени должен будет принести «добровольную» жертву. А другой…

Проводив обрадованную девушку неподвижным, каким-то помертвевшим взором, я медленно выпрямилась и еще медленнее подняла голову, пристально всматриваясь в темноту и силясь угадать в ней лицо бога, перед которым только что совершился ритуал зачатия нового некроманта. В душе тяжелой волной поднималась глухая ярость. Потом забурлил давно не испытываемый гнев. Меня буквально разрывало на части от внезапно вспыхнувшей ненависти.

Владыка ночи, значит… Оберегатель… Хранитель… и Господин…

Сжав зубы, чтобы не выругаться от души, я медленно подошла к статуе, постепенно задирая голову все выше и испытывая сильное желание заглянуть Айду в глаза. Молча сверля его бешеным взглядом. Тяжело дыша. С трудом удерживая бушующие внутри чувства. Приблизившись к алтарю, выточенному из такого же черного камня, как сам Айд, с яростью увидела небольшое углубление в центре, куда как раз поместился бы взрослый человек. Мгновенно узнала узкие канавки для стока крови и предназначенные для чаш места. Наконец заметила небольшое кольцо в полу, служащее, видимо, для прикрепления цепей…

А потом снова подняла голову и, задыхаясь от ярости, прошептала:

– Сволочь… какая же ты все-таки сволочь!..

Айд промолчал, буравя меня из темноты таким же напряженным взглядом.

– Я тебя уничтожу… я все здесь уничтожу… ни камня, ни куска от проклятого алтаря не оставлю! Слышишь?!

Но он опять промолчал, неподвижно глядя в Пустоту прямо перед собой, и тогда я внезапно рассмеялась. Тихо, все с той же ненавистью и какой-то несвойственной себе прежде злостью. После чего вернулась к алтарю, положила правую руку на еще теплый камень и прикрыла глаза, всерьез опасаясь, что горящие в них искры способны поджечь все вокруг. А потом глубоко вздохнула и выпустила наружу давно просящийся Эриол. Позволив ему прошить проклятый алтарь насквозь, бесшумно разрубив его на две неравные части и заставив сначала с жалобным стоном осесть, а затем со скрипом развалиться на мелкие осколки.