Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

– Антигона, почему бы тебе не начать переводить первой?

Я едва не упала со стула. Тиндейл улыбался, и мне показалось, что я слышу вызов в его голосе. Я торопливо раскрыла тетрадь, чувствуя на себе взгляды целого класса незнакомцев, и уставилась в домашнюю работу. Взглянув на перевод, я мгновенно успокоилась, ведь я трижды проверяла его. Я принялась читать, но когда Ли громко кашлянул рядом со мной, поняла, что читаю слишком тихо, и повысила голос. Вспомнила тренировки в пустых аудиториях в любую свободную минуту после турнира Четвертого Ордена. Закончив, я подняла глаза и увидела, что Тиндейл внимательно смотрит на меня.

– Хорошо, – сказал он. Однако в его голое было больше удивления, чем радости. – Вы заметили что-нибудь интересное в последнем абзаце? Не привлекли ли ваше внимание какие-нибудь фигуры речи?

Вокруг меня поднялись руки. Тиндейл обвел взглядом класс, а затем снова посмотрел на меня, давая мне шанс.

На занятиях разговорным драконьим языком мы не уделяли внимания фигурам речи, однако они были перечислены в словаре в конце учебника, который я просмотрела вчера вечером. Опустив глаза, я стиснула ладони под столом.

– Восходящий триколон [4] Восходящий триколон – фигура речи, при которой каждый отрезок, или колон, из трех длиннее предыдущего, часто (но необязательно) сопровождаемая анафорой (единоначалием) и повтором ключевых слов. Например, черчиллевское высказывание по случаю победы под Эль-Аламейном в 1942 году: «Это не конец. / И даже не начало конца. / Но, возможно, конец начала». . Хиазм [5] Хиазм – риторическая фигура, заключающаяся в крестообразном изменении последовательности элементов в двух параллельных рядах слов. На том же примере в последнем колоне «И даже не начало конца. / Но, возможно, конец начала» мы видим перекрестную перестановку слов. и анжамбеман [6] Анжамбеман, или перенос строки – в стихосложении эффект расхождения между синтаксическим и ритмическим строением стихотворного текста: то есть предложение, или интонационная фраза, или даже слово не заканчивается с концом стихотворной строки, а переносится на следующую. Например, из Цветаевой «Нас день морочил, жарко обхватив / Ладонями, дышал неслышно в спину». .

Класс опустил руки. Тиндейл закивал.

– Отлично, – снова сказал он. – А как насчет формы глаголов? Есть здесь что-нибудь интересное?

– Исторический инфинитив [7] Инфинитив – начальная форма глагола. .

– Верно подмечено. А его парадигма?

Я прочитала ее.

Тиндейл взглянул на Лотуса.

– Похоже, у нашего сына поэта появился конкурент.

Во время занятия Тиндейл вызывал меня еще несколько раз, а также Пауэра и Кора, и понял, что Пауэр переводит по памяти, а Кор лишь краем уха слышал о грамматике. Однако он ни разу не вызвал Ли.

В конце занятия, отпуская студентов, он пробормотал:

– Задержись на минуту, Ли.

Ли, съежившись, остался сидеть за столом, слегка склонив голову, а мы все вышли из класса.

Я задержалась в коридоре, все внутри у меня сжалось от плохого предчувствия. Может, стоило подождать Ли? Убедиться, что с ним все в порядке после разговора с Тиндейлом?

Но хотел ли он этого?

Хотела ли я этого?

Нет. Я была абсолютно уверена, что мне это не нужно.

– Эй… Антигона? – Ко мне подошла Ханна Лунд. Склонившись набок, она придерживала тяжелую сумку с книгами, заправляя соломенный локон за ухо. Несколько девушек из класса ждали ее чуть в стороне, наблюдая за нами. – После занятий мы идем в библиотеку делать домашнюю работу. Хочешь присоединиться?

Я не сразу поняла, о чем она спрашивает.

Студентка из золотого сословия, вне всякого сомнения, происходящая из семьи патрициев, приглашала меня присоединиться к ней и ее друзьям? И при этом еще волновалась так, словно боялась услышать мой отказ? Я забросила сумку на плечо. Ханна была выше меня; обычно они все были выше меня, эти патрицианские дети. Мне пришлось вскинуть голову, чтобы встретиться с ней взглядом и заметить ее неуверенность.

– Да… С удовольствием.

Ханна радостно улыбнулась.

Пускай Ли сам разбирается с этим Тиндейлом.

Я не беспокоилась о нем до тех пор, пока он не перестал появляться в трапезной. В тот вечер он не явился на ужин, а на следующее утро пропустил завтрак. Я увидела его лишь на занятиях чуть позже, круги у него под глазами сделались еще темнее, вид у него был изнуренный.

Что же сказал ему Тиндейл?

В тот день наездники Четвертого Ордена должны были впервые посетить заседание Верховного Совета, ну или, по крайней мере, это было впервые для некоторых из нас. Я не сомневалась, что Ли уже бывал на этих заседаниях в течение года. Мы слушали, делали записи, а позже, на занятиях с Первым Защитником, должны были задавать свои вопросы.

Эти занятия проходили в конференц-зале рядом с его офисом. Как и из большинства внутренних покоев, из его окон открывался вид на Огненную Пасть – глубокую дыру, ведущую к драконьим пещерам. Во времена старого режима этот проход напрямую соединял покои Трех Семейств с логовами драконов, находящимися от нас на расстоянии звука от свистка. По другую сторону стены из узорчатого стекла виднелся каменный балкон, раcколотый напополам, когда на его край опустился дракон. Оттуда открывался вид на окна, опоясывающие стены покоев. В других частях Дворца, особенно в залах, открытых для народа, оригинальные геральдические символы драконорожденных были уничтожены, однако здесь сохранились окна с витражными стеклами, расписанные красными розами – символами аврелианского дома. Кабинет Атрея выглядел очень аскетично: простая, но добротная деревянная мебель и кресла с твердыми спинками.

Мы встали, когда он вошел в комнату.

– Прошу, садитесь, – произнес Атрей. – Не станем тратить время на формальности.

Мы снова уселись, и Атрей тоже занял свое место, распрямляя воротник простой туники, подчеркивающей суровые, ястребиные черты его сероватого мудрого лица. Он прославился своим аскетическим образом жизни не меньше, чем своими деяниями: осиротевший ребенок из патрицианской семьи, затем ученый в Дамосе, советник при дворе триархов и в конце концов вождь Революции, в результате которой был свергнут прежний режим. Он славился тем, что называл Каллиполис своей женой, а Революцию – своим детищем. Стражники же должны были стать его наследием.

– Я слышал о вас только хорошее, – сказал Атрей, – и для меня большая честь участвовать в заключительном этапе вашей подготовки. Наши занятия будут включать в себя множество обсуждений, начиная от философии и заканчивая поэзией. Это сослужит вам хорошую службу как будущим государственным деятелям: наука полезна для ума, красота – для души.