Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

– Конечно, – ответил я.

– Спасибо, – ответил Рок. В его голосе послышалось облегчение, смешанное со стыдом, и он отвернулся от меня.

Через три дня после Медейской атаки мы смогли наконец увидеться с Криссой. Она только вернулась с задания, а я собирался уходить, но у нас нашлось время, чтобы вместе перекусить в трапезной. Меня изводил страх перед сельскими поборами и ночные кошмары, вызванные этими неожиданно глубокими переживаниями, и я с облегчением ухватился за возможность отвлечься от них, сочувствуя чужому горю.

– Как поживаешь?

Под ее глазами залегли глубокие тени, от прежней улыбки не осталось и следа. Но даже теперь я не мог не заметить, как она прекрасна. Жаркие лучи Медейского солнца тронули ее кожу нежным румянцем. Она вскинула плечи, вытянув ладони перед собой.

– Стараюсь не сидеть без дела. Это помогает. Я просто… я очень беспокоюсь из-за мамы.

Теперь, когда появились списки пропавших судов, мы точно знали, что отец Криссы погиб в огне драконов грозового бича. Но из-за плотного графика экспроприации Криссе не разрешали уехать. Она не смогла отправиться домой, узнав страшную новость.

– Мне очень жаль. Я постараюсь сделать так, чтобы тебе разрешили уехать, как только мы разберемся…

– Я знаю. Спасибо.

Она взглянула на меня. Ее голос был тихим, но в нем прозвучали обуревавшие ее чувства.

– Каково тебе было после?

В нашем корпусе старались не задавать подобных вопросов, поэтому в первый момент я не знал, что ответить. Я задумался и в конце концов сказал правду:

– Я несколько месяцев не разговаривал.

Крисса вскинула брови, словно не могла поверить, что это не шутка. Когда она поняла, что я говорю серьезно, то лишь воскликнула:

– О!

– А ты хорошо держишься.

К концу недели мне пришлось составлять график, исходя из физических возможностей наездников. Мне с трудом удавалось найти тех, кто мог выдержать две смены подряд, почти не спать и сохранять выдержку. Основная тяжесть легла на плечи наездников боевых драконов аврелианцев, грозовиков и тех, у кого еще оставались силы.

И поэтому я все чаще назначал двойные смены для себя, Энни и Рока. Они не задавали лишних вопросов и не жаловались, даже валясь с ног от усталости. Однако о том, что происходит неладное, я узнал не от Энни, а от Дака. Он нашел меня в свободной аудитории, которую я превратил в свой кабинет, и уселся за стол передо мной.

– Значит, ты знаешь, что Энни привыкла не… спать? Еще с детства? Когда всю ночь делала уроки?

Она делала так, боясь ночных кошмаров. Я знал об этом, потому что в Элбансе, еще детьми, мы не стеснялись подобных разговоров, и как-то она тоже мне предложила попробовать.

– Думаю, она снова… начала это делать. Она не спит. С момента нападения никто не видел ее спящей.

У меня все напряглось внутри, и нервы зазвенели, словно натянутые струны. Энни выполняла по две, иногда даже по три экспроприации за день, а после участвовала в патрулировании. Долгие, изнурительные дни лишали всех нас сил. Времени для сна оставалось совсем чуть-чуть, но если она вообще не спала…

– Я просто подумал, – продолжил Дак, прищурившись, – возможно, ты мог бы снять с нее часть… нагрузки? Не отправлять ее так часто на экспроприацию?

Я вспомнил, как Энни смотрела на генерала, когда тот пытался отговорить ее от этого задания, а затем решительно сказала, что сделает все, что потребуется.

– Это был ее выбор, Дак.

Дак стиснул челюсти, его лицо исказилось.

– Но ты тоже несешь за это ответственность.

Когда я ничего не ответил, он добавил:

– На самом деле совсем неважно, кто…

Я покачал головой, стараясь собраться с мыслями.

– Это важно.

Дак натянуто произнес:

– Неужели?

– У них с Роком лучшие результаты. Она нужна нам там.

Но цифры, похоже, не произвели впечатления на Дака.

– Ли, но ей очень тяжело! – воскликнул он. Его голос начал дрожать. – Послушай. Ты же знаешь, как ее семья…

Мое терпение лопнуло.

– Я знаю, что случилось с семьей Энни.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Мое лицо превратилось в бесстрастную маску, а Дак был настолько взбешен, что мне показалось, что он вот-вот ударит меня. И я подумал, что, возможно, дам ему сдачи.

– Позволь мне объяснить, – медленно произнес я. – Во время этого нападения Каллиполис потерял все, что у него было. У нас не хватит продовольствия на всех, чтобы безбедно прожить эту зиму. Даже если экспроприация будет проходить гладко. Люди начнут умирать от голода. Сейчас вопрос лишь в том, сколько нам удастся спасти. Каждый мешок зерна, который Энни находит, каждая повозка, которую отправляет в хранилище, означают, что у нас будет больше возможностей для распределения ресурсов и больше шансов выжить. Речь идет о человеческих жизнях, Дак. О жизни твоей матери, братьев и сестры. Когда на кону человеческие жизни, мы не можем думать о чувствах Энни.

Я понял, что победил. И все же все у меня внутри сжалось при мысли об Энни, не нынешней, а той маленькой девочке, позволявшей мне заботиться о ней. Прижимаясь ко мне, она шептала: «Когда ночные кошмары становятся невыносимыми, я просто перестаю спать. Это нормально, правда. Просто днем чувствуешь себя немного разбитой…»

– Не мог бы ты, – хрипло попросил Дак, – дать мне пару свободных часов в то время, когда она тоже будет свободна, Ли? Я не… я не видел ее с тех пор, как все это началось. Возможно, я смог бы ее убедить…

Мой голос тоже сделался хриплым.

– Конечно.

Выходя из душа, я услышала, как кто-то постучал в дверь комнаты.

– Кто там?

– Я, – донесся до меня голос Дака. – Можно войти?

Всю неделю мне без труда удавалось избегать Дака, но сейчас это оказалось невозможным. Я открыла дверь, разрываясь между желанием обнять его и захлопнуть дверь у него перед носом.

– Что ты хочешь?

– У нас с тобой есть немного свободного времени.

Я отвернулась от него и принялась вытирать мокрые волосы полотенцем. Я провела в душе почти полчаса, растирая тело мочалкой, пока не заболела кожа. День близился к вечеру, солнечный свет, лившийся в окно, наполнял комнату теплом.

– И ты хочешь, чтобы мы пошли на прогулку? Полюбоваться осенними листьями?

Голос Дака был ласковым и спокойным.

– Конечно нет.

Я замерла с полотенцем на голове, не сводя глаз с ящиков комода. У меня не было сил обернуться к нему, хотя мне отчаянно этого хотелось. А затем он шагнул ко мне, произнеся мое имя, и, когда я резко обернулась к нему, он крепко обнял меня. Слезы навернулись мне на глаза, к горлу подкатил ком.

– Прости…

Он молча обнимал меня. И мне вдруг стало невероятно хорошо. Я уткнулась лицом в его грудь, и он обхватил ладонью мой затылок. Словно не давая мне рассыпаться на части. Мы впервые обнимали друг друга после Лицейского бала.