Дмитрий Байкалов - Живи, Донбасс!

Пистолет он с месяц назад вытащил у пьяного, валявшегося в гаражах. Спрятал на всякий случай — вдруг пригодится? Сепары нападут, а он без оружия. Вот — пригодился.

Некоторые домики были грубо взломаны. Туда он даже не входил. Наверняка ничего нет, да ещё и насрано по углам. Находил запертые, возился с замками, пробирался внутрь, осматривался при свете фонарика. Обязательно лез в подвал.

В четвёртом по счёту домике он решил поселиться. В подвале было полно банок, за домом нашёлся колодец со старинным ручным насосом, в шкафчике возле продавленной кровати-раскладушки лежали затхлые, но чистые простыни. Что ещё нужно человеку? Электричество. Ладно, чего нет, того нет. Обойдёмся…

Серёжка распаковал рюкзак, спрятал две буханки хлеба в кухонный шкафчик на стене — от мышей. Сел за стол, подпёр руками подбородок. Он был уставший и почти счастливый.

Часов в семь вечера Иван Дмитриевич начал собираться. Удочки в чехле, ящик со всяческими рыболовными принадлежностями, складной стульчик, старая брезентовая плащ-палатка, проволочный садок, термос, помидоры, бутерброды… Набор был надёжный и никогда не вызывал подозрений у проверяющих. Да и сам облик Ивана Дмитриевича склонял к доверию: лет семьдесят на вид, аккуратная седая шевелюра, академическая бородка, круглые подслеповатые очочки, старая «вратарская» кепочка, советских времён штормовка… и всё это трясётся в голубеньком ушастом «запорожце». Единственный предмет, который выбивался из тщательно проработанного образа, — десятидюймовый планшет, китайский ноунейм; впрочем, из всех программ там были только карты с отмеченными рыбными местами. Ну большие карты, всю область охватывающие, так их других и нет в природе. В общем, никогда к планшету патрули не цеплялись.

В девять он подъехал к даче Никиты. Никита двадцать с лишним лет назад был его аспирантом, и отношения у них до сих пор были «сенсей — кохай» — хотя Никита, конечно, продвинулся куда дальше, особенно в практическом применении их исследований. Сейчас он работал в фирме, которая разрабатывала проекты для армии и нацгвардии; там он колдовал над филинами и голубями, прекрасно зная, что это тупиковые пути. Но стоило произнести вслух волшебные слова «ночное зрение» или «киевская княгиня Ольга», как на филинов-разведчиков и голубей-поджигателей отваливали нехилые такие суммы. Собственно, из этих сумм они с Иваном Дмитриевичем и финансировали собственную программу. Красть в наше время было куда безопаснее, чем получать деньги со стороны…

Никита ждал его на крыльце, уже полностью экипированный — в шляпе, видавшем виды широком плаще и резиновых сапогах. Они обнялись и пошли в сарай, к вольерам.

— Как Машка? — спросил Иван Дмитриевич.

— Ничего нового, — сказал Никита. — То получше, то похуже. Эскулапы твердят: «Покой, покой…» А где я ей возьму этот покой? Не завезли покой в наше сельпо…

Машку, Марию Никитичну, Никита поднимал в одиночку с шести лет. Не женился. Машка блестяще закончила универ и начала работать в одесской лаборатории — тоже зоопсихология, но с морским уклоном. Платили гроши, но была хорошая перспектива уехать в Италию к профессору Канестрини — уже шла вполне серьёзная переписка. Но второго мая Машку чудом спасли из горящего дома, и с тех пор в ней что-то всерьёз надломилось; она была не борец, и на Куликово поле пошла тогда просто за компанию… Никита перевёз её в Город, держал при себе лаборанткой, таскал по врачам — без всякого результата: Машка оставалась вялой, безвольной, ничем не интересовалась, ничего не хотела, только сидела, уткнувшись в телевизор, а потом плакала ночами.

Трое воронов были готовы сегодня: Гром, Невермор и Красавец. Это была одна генетическая линия, но разные поколения — в каком-то смысле дед, отец и сын. Младшему, Красавцу, было три года, а старшему, Грому, — пять. Все были в прекрасной форме и встретили Ивана Дмитриевича весёлым покряхтыванием — передразнивали, мерзавцы.

Он их погладил, поговорил за жизнь, рассказал анекдот про ворону и обезьяну — вороны вежливо похохотали, потом умолкли. Догадывались, что им предстоит. В деле из них участвовал только Невермор, но что знает один ворон — знают все вороны.

— Ну, ребятушки, подходи по одному…

На спину птицам крепился маленький приборчик размером с сотовый телефон — приёмник и GPS-навигатор. Возле ушей на пластырь — крошечные наушники. Вороны знали — постукивает в правом уже — доверни направо, в левом — налево. В обоих — возьми выше. Постукивания сменяются шорохом — ищи внизу место и садись. Резкий зуммер — разожми когти. Всё.

Иван Дмитриевич ввёл координаты, где птицы должны его ждать. Окраина дачного посёлка рядом с целью. Когда был прошлый большой пожар, это место накрыло какой-то едкой химией, которая посушила деревья и сделала землю непригодной. Дома стояли брошенные, и даже одичавшие собаки, которых за последние годы расплодилось великое множество, там не жили. Никита, когда вёл разведку и наблюдение, пару раз сидел в одном из домиков двое-трое суток — и потом неделю не мог откашляться, развивалось что-то вроде астмы.

Когда птиц отправили в полёт, Никита вдруг сказал:

— А, может, я с вами поеду? Что-то вы неважно выглядите, товарищ доцент.

Иван Дмитриевич пристально посмотрел на него — главным образом на плащ и сапоги.

— Ты, я вижу, заранее подготовился? Почему?

— Голос у вас больной был. По телефону.

— Нет, Никита, ничего плохого не чувствую. Ну спина болит — так она всегда болит. Давай не будем менять план на ходу, не люблю я этого.

Никита хотел возразить, по глазам было видно, но передумал.

Зашёл в сарай, долго возился, вернулся со свёртком в руках.

— Давайте прятать. Они загораются только от очень сильного удара. Перевозить можно без опаски. Никаких батареек, никаких предохранителей…

— Это хорошо, — сказал Иван Дмитриевич, откручивая гайку, удерживающую спинку заднего сиденья. Там был тайник. Так себе тайник, конечно, будут искать — найдут…

Весь расчёт строился на том, что искать не станут.

Без батареек и предохранителей… наконец-то додумались, умные головы. Он вспомнил, как позапрошлый раз чуть не загубил всю операцию, про батарейки начисто забыв. От позора его спасла только внезапно испортившаяся погода, летний шквал с градобоем — вылет пришлось перенести на сутки, а потом он нащупал батарейки, три запаянные в полиэтилен «кроны», в глубине бокового кармана. Он никому не сказал об этом, но до сих пор, когда вспоминал, чувствовал, как поджимаются пальцы на ногах… Рвануло тогда знатно, больше суток шли непрерывные взрывы, а потом бухало ещё с неделю. Говорили про тысячу вагонов одних только снарядов для реактивных установок…