Себастьян Кастелл - Убийца королевы [litres][с иллюстрациями]

Но наручники, которые надели на меня маршалы, были дароменские. Эти наручники не похожи на забанские или на узы джен-теп. О, не поймите меня неправильно: они невероятно крепки. К обручу в полдюйма толщиной из гитабрианской стали прикреплена такая цепь, что дюжина зазубренных пил кузнецов не смогла бы её разгрызть. Но, в отличие от причиняющих боль выступов забанских наручников или перерезающих запястья магических уз джен-теп, дароменские наручники подбиты изнутри толстым слоем шёлка. Они поразительно удобны. Мягкие, как зимние перчатки придворного, клянусь.

Это многое говорит о дароменской культуре. Для них, имперского народа, который за последнюю сотню лет стал доминировать над многими из малых наций континента (в том числе над джен-теп), важнее всего выглядеть заслуживающим доверия. У дароменцев по сравнению с большинством других народов странное понятие о правосудии: они думают, что человека не следует наказывать за преступление до тех пор, пока его не признали виновным. Это сумасшедший образ мыслей, но, похоже, для них он в течение многих лет оправдывался.

По понятиям дароменцев, если тебя задерживают, чтобы доставить в суд, тебе должно быть если не удобно, то, по крайней мере, не больно. Даром определённо цивилизованная страна. Неудивительно, что они захватили полконтинента и убили добрую часть жителей другой половины. Но дароменцы к тому же невероятно практичны: шёлковая подбивка внутри наручников так плотно прилегает к запястьям, что из них невозможно спастись, потому что подкладка служит идеальным тормозом. Дароменские наручники — самые удобные оковы, с какими можно встретиться, но мало того: это ещё и единственные оковы, гарантирующие, что из них ни за что не выбраться без посторонней помощи. Вот почему я не зря сказал, когда почувствовал на своих запястьях дароменские наручники, что спёкся.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил меня маршал Парсус, заставив свою лошадь пойти рядом с моей.

— Хотелось бы ключ от этих наручников.

Слегка озадаченное выражение его простого веснушчатого лица говорило как о его искреннем характере, так и о полном отсутствии чувства юмора.

— Я скорее думал о еде и питье, — сказал он.

Дароменские маршалы искренне гордятся своей заботой о том, чтобы их пленники добирались до виселицы в полном здравии. Однако мысль о еде лишь вызвала у меня новый приступ тошноты.

— Только воды, спасибо.

Он вытащил кожаную флягу и поднёс её к моим губам. Мне пришлось повернуть голову, чтобы поймать ртом струю, и маршал ясно увидел метки Чёрной Тени вокруг моего левого глаза.

— Эти штуки как-то тебя беспокоят? — спросил он, поднося флягу чуть ближе к моим губам.

Я слегка прополоскал рот, прежде чем проглотить воду.

— Они становятся холодными, когда на них светит солнце. Но кроме этого — нет, не очень.

— С виду забавная вещь. — Он поводил пальцем в воздухе в нескольких дюймах от моего лица. — Вроде как три кольца, заплетённые виноградными лозами.

— Я слыхал описания и похуже.

По большей части связанные с частями человеческого тела.

Парсус оглянулся на Рейчиса, который в тот момент ворковал — в самом деле ворковал, как проклятый голубь, выманивая новое угощение у маршала Харрекса.

— У твоего питомца тоже метки вокруг глаза. Они?…

Он дал вопросу повиснуть в воздухе.

Шесть месяцев назад Рейчиса заразила Чёрной Тенью девушка, которая думала, что делает мне одолжение. Полагаю, это и вправду было одолжением, поскольку восстановило узы между мной и белкокотом. С другой стороны, я почти не сомневался, что однажды маленькое чудовище превратится в неудержимого демона и убьёт половину населения континента в яростных поисках печенья.

— У него просто уродливая родинка, — солгал я, а потом добавил громче — так, чтобы Рейчис меня услышал: — Это из-за того, что он был самым маленьким в помёте.

Белкокот будто остался равнодушен к такому неуважению.

— И это говорит самый хилый маг в целом клане.

Парсус придвинул палец чуть ближе к моему лицу.

— Ты не возражаешь, если я?…

— В общем, нет, — ответил я.

Он замер.

— Ты никогда не думал о том, чтобы потратить немного денег и показать это… ну… доктору, ведьме-шептунье или ещё кому-нибудь?

Рейчис фыркнул.

— Он думал об этом каждый день за последние два года и потратил на это каждую монету, какую заработал.

Парсус посмотрел на меня.

— Что он сказал?

Я пожал плечами.

— Откуда мне знать? Он просто тупое животное. Наверное, увидел птицу и испугался.

— Я бы сказал, что глупое животное — то, которое привязано к лошади, — заметил Рейчис.

Маршал внимательней ко мне пригляделся.

— Знаешь, они не столько чёрные, сколько… Ну, я не могу правильно описать. В столице королевы есть прекрасные доктора. Я видел, как один вылечил человека, кожа которого была в худшем состоянии, чем твоя. Может, он сумеет помочь.

Я улыбнулся.

— А он вылечит вывихнутую шею человека после того, как с неё снимут петлю?

— А, да, прости.

— Парсус, не досаждай мальчику! — крикнул Харрекс. — Просто дай ему воды и оставь его в покое.

— Прекрасно! — крикнул в ответ Парсус, потом сказал мне: — Твои руки, похоже, слегка обожжены, парень. Хочешь, я полью на них воду и немного ополосну?

— Не беспокойтесь, — ответил я, сжав кулаки.

Я не просто упрямился — у меня была очень веская причина желать, чтобы мои руки не ополаскивали.

— Ну, как хочешь, — ответил Парсус. Он кивнул на длинную, пыльную дорогу впереди, которая прорезала горы, высящиеся слева и справа от нас. — Но до столицы ещё два дня.

Потом он снова принялся спорить с Харрексом, чья очередь играть с белкокотом.

Я попытался шевельнуть плечом, в котором устроил временное обиталище нож Меррела. Маршалы меня перевязали, но плечо всё ещё горело. Вонь рвоты и собственное вонючее дыхание атаковали мои ноздри, а в ушах стояло благодарное воркование самого злобного существа в мире.

— Белкокоты даже не издают таких звуков, знаешь ли, — сказал я.

— Что? — спросил Харрекс.

— Ничего.

Я слегка приподнял голову и посмотрел на небо. Солнце начало опускаться к горизонту. Маршалы разобьют лагерь на ночь, и это хорошо, поскольку мой план спасения основывался на том, что меня не будет невыносимо тошнить. План не был блестящим и зависел от того, чтобы на время убедить их, что я куда более сильный маг, чем кажусь. А это означало дьявольски обжечь руки — идея не из лучших, поскольку единственная магия, в которой я по-настоящему хорош, требует быстрых и уверенных пальцев. Тем не менее я почти не сомневался, что у меня всё получится, лишь бы ничего…

— Налётчики! — закричал Парсус.