Себастьян Кастелл - Убийца королевы [litres]

Рейчис посмотрел на меня.

– Какого чёрта, – сказал он.

Подошёл и запрыгнул к королеве на колени, заставив её захихикать. Она сделала знак одному из стражников, тот достал маленькую деревянную шкатулку, открыл и протянул ей. Королева сунула руку в шкатулку, вынула оттуда печенье и предложила Рейчису. Спустя несколько мгновений началось довольно умелое кормление печеньем, а белкокот издавал порядком отвратительные и самодовольные стоны удовольствия. Вскоре он покончил с едой и задремал.

– Ты становишься мягкотелым, – сказал я ему.

Я невольно заметил, что мне печенья не предложили. Королева повернулась к двум стражникам, стоящим за её троном, кивнула, и нас оставили наедине.

– Слуги сказали, что ты собрал вещи.

Если королева пыталась заставить меня почувствовать вину, у неё получилось. Я поклялся быть рядом, позволить ей дарить доброту, которой мне, казалось, самому недоставало. Но на обратном пути во дворец ради неё мне пришлось убить, а когда мы приехали, я прикончил женщину, на краткий миг позволившую мне почувствовать, каково это – любить ту, которая любит меня таким, каков я есть, а не таким, каким должен быть. Конечно, королева была в этом не виновата. Никто никогда не бывает в таком виноват.

– Рейчису лучше, – сказал я. – Я поправился – по большей части. Похоже, у маршалов всё под контролем, и теперь остаётся только провести аристократов через суд и на виселицу. Мне пора уходить.

Королева смотрела на меня своими загадочно мудрыми глазами.

– Ты винишь меня, – сказала она.

Это был не вопрос.

Я не мог ответить: «Нет». Несмотря на собственные неудачи, несмотря ни на что, я винил её – хотя бы немного.

– Здесь не было ничего, кроме боли и вины, врагов и обязанностей, – сказал я. – Здесь для меня ничего нет.

– А чего ты хочешь? – спросила она.

– Думаю, вы знаете, – сказал я.

– Чёрная Тень. Белый пленитель.

Я кивнул. Даже сейчас, спустя недели, меня преследовало ощущение, что я всецело во власти другого человека. Ночью я просыпался, борясь за воздух, мне снилось, будто пленитель забыл разрешить мне дышать. Мысль о том, что есть и другие и всё это может повториться, была невыносима.

– А если я прикажу? – нерешительно начала королева. – Если пообещаю тебе помочь? Останься со мной, трудись со мной, и я пущу ресурсы империи на поиски лекарства от Чёрной Тени. В книгах здешней библиотеки есть отрывки, рассказывающие о людях, которые могли бы её убрать.

– При всем уважении, ваше величество, однажды вы уже использовали это против меня. Я не верю, что вы потратите все свои возможности, чтобы вылечить одного странствующего картёжника от Чёрной Тени. Вам нужно править империей. Возможно, вы захотите сдержать обещание, но в конечном итоге рациональность перевесит оптимизм. Я лучше возьму фору, пока у меня есть шанс.

– Как думаешь, Келлен, почему в тот день, когда тебя привели ко мне, чтобы казнить, я выбрала тебя?

Я улыбнулся.

– Вы сказали, что у меня доброе лицо.

Королева улыбнулась в ответ.

– Да, сказала. Ты вправду поверил, что этого хватило, чтобы я доверила тебе свою жизнь? Что у меня не было другого выбора?

Я задавался этим вопросом каждый день с тех пор, как здесь появился, и в конце концов пришёл к выводу, что она просто отчаянно нуждалась в ком-то, не имевшем связей с дароменской системой знати и протекций, и поставила на меня.

Королева осторожно подняла Рейчиса и посадила на подлокотник трона. Встала и шагнула ко мне. Подняла одну руку, а другой потянулась к застёжкам платья.

Я в ужасе отвернулся.

– Что вы де…

– Ты знаешь, какой дароменский ритуал совершается, когда правителю исполняется тринадцать лет, как мне будет через два года?

Я услышал слабый щелчок ещё одной застёжки.

– Нет, и знать не хочу, ваше величество.

Я представить не мог, о чём она думает. Я направился к двери.

– Стой, – приказала она.

– Что бы вы ни делали, умоляю, не надо, – сказал я.

Щелчок следующей застёжки эхом разнёсся по мраморному залу.

– Когда дароменский правитель достигает совершеннолетия, в столице устраивают праздник. Люди пируют, в то время как сановники и дипломаты других стран приходят, чтобы засвидетельствовать церемонию.

Ещё одна застёжка.

– Видишь ли, это своеобразная традиция. Король или королева, демонстрируя глубокое смирение, должны предстать перед народом Дарома без короны, без королевских одеяний, вообще без одежды.

– Ваше величество…

– Голыми, – сказала она.

Я услышал лёгкий шелест соскальзывающего верха её платья.

– Спустя два года люди Дарома – аристократы, друзья и враги, даже правители других стран – увидят меня такой, какой ты увидишь сейчас.

– Не увижу, – сказал я.

– Повернись, Келлен, – велела она.

Я покачал головой и приготовился уйти.

– Нечестивые боги белкокотов, Келлен! – услышал я свист Рейчиса. – У неё…

– Нет, мастер белкокот. Пусть он увидит сам. Повернись, Келлен Аргос, – повторила королева.

Приказ был таким чётким, таким бесповоротным, что моя голова повернулась сама собой.

Королева стояла, приспустив верх платья, как пьяная служанка в баре, поощряемая щедростью клиента. Она прикрывалась скрещёнными на груди руками, но показывала обнажённую кожу левого бока. Чуть ниже плеча была извилистая чернота. Слишком сложная и прекрасная, чтобы быть синяком, слишком знакомая, чтобы быть чем-то другим.

– Чёрная Тень, – прошептал я.

Она кивнула.

– Спустя два года, Келлен, я предстану перед миром обнажённой, и меня увидят. Люди увидят это.

Внезапно всё обрело смысл. Наставники, их власть, полное отсутствие страха, что она их сокрушит. Они знали и держали это знание при себе, как рычаг воздействия, чтобы иметь возможность причинить ей боль, когда им заблагорассудится. Вот почему королева выбрала меня. Не потому, что я меткий маг, не потому, что я аргоси, и уж наверняка не потому, что у меня «доброе лицо». Она выбрала меня по той причине, по какой не выбрал бы никто другой в мире. Я был Чёрной Тенью. Как и она.

Мартиус, должно быть, знал. Она находилась в его власти несколько дней. Почему же он не использовал Софиста, чтобы заставить королеву выполнять его приказы?

«Потому что не смог, – понял я. – Она посвятила душу своему народу».

И всё-таки Мартиус мог бы публично объявить о Чёрной Тени. И всё же ничего не сказал. Может, то, в чём он так страстно клялся, было правдой: несмотря ни на что, он был патриотом. Он не хотел погружать империю в хаос, если бы его план провалился.

А хаос и вправду бы начался.

Даже в таком месте, как Даром, королева с Чёрной Тенью никогда не сможет сидеть на троне. Чёрная Тень всегда изгнанник, всегда потенциальная добыча тех, кто думает, что сможет извлечь из него выгоду. Вот почему Чёрная Тень одинока. Всегда.