Джей Кристофф - Темный рассвет [litres]

После схватки в башне они ехали спокойно – жители, попадавшиеся на пути, быстро расступались перед центурионом Сидонием и его небольшим отрядом, а несколько встреченных солдат просто уныло отсалютовали и промаршировали дальше. Каждую неночь они находили какое-нибудь укрытие, чтобы спать не под открытым небом, или ютились вместе в подветренной части повозки. Трик оставался на посту, Мясник продолжал показывать Йоннену приемы с мечом (на самом деле мальчик довольно неплохо справлялся и пугающе быстро учился), а Мия предавалась своим размышлениям. Думала о Брин и Волнозоре, о Меркурио, Адонае и Мариэль, об этой суке Друзилле и ублюдке Скаеве и обо всем, чего они ее лишили.

«Скоро, – обещала она себе. – Скоро».

Но сперва им нужно было преодолеть океан.

– Ты говорил, что родился в Амае? – спросила Мия у Мясника, ерзая затекшим задом на месте возницы.

Йоннен держал поводья и пристально смотрел на дорогу.

– Ага, – кивнул мужчина. – Но уплыл оттуда, когда мне было четырнадцать.

– Уплыл? – удивилась Мечница. – Ты же ненавидишь корабли.

– Да. Но если ты родился в таком месте, у тебя не остается другого выбора. Я ебал работу в каком-нибудь кабаке или на рынке. Прямо в ухо.

Эшлин нахмурилась.

– Ты был рыбаком или?..

– Рыбаком? – Мясник фыркнул. – Да я тебе уши надеру за такие слова, девочка! Смог бы рыбак одолеть в поединке Каэлиния Длинностволого на глазах у двадцати тысяч зрителей? Или выпотрошить Марцинио из Вэрвуда, как рыбу?

– Вообще-то да, – ответил Сид. – Рыбак, наверное, смог бы выпотрошить мужчину, как рыбу.

– Я был пиратом, идиоты тупоголовые! – ощетинился лиизианец.

– Но… – Мия нахмурилась. – Тебя же укачивает , Мясник. Ты блевал всю дорогу от Уайткипа до Галанте.

– Ну, хреновым я был пиратом! – воскликнул мужчина. – Почему, по-твоему, я оказался гребаным рабом?

– О… – Мия кивнула. – Теперь… звучит очень даже логично.

– Суть в том, что я там вырос, – насупился Мясник. – Я знаю этот город так же хорошо, как женщин.

Эш подняла руку.

– Молчи! – прошипела Мия.

– Ясненько, – сказал Сид. – Так чего нам ждать от Жопы Лииза? И кстати, им всерьез бы не помешало придумать новое название.

– Это самая опасная дыра с убийцами, насильниками и ворами, на которую вы можете наткнуться. Если вас не посолили, то лучше берегитесь. Жизнь здесь ценится меньше, чем час с проститутом из портового борделя.

– «Посолили»? – переспросила Эш.

– Да, взяли в команду. На корабль. Если ты часть команды, значит – ты соленый. Если нет – ты сухопутное отребье. Видишь ли, пираты следуют кодексу. Шести законам соленых. Первый – «братство». Так, надо подумать… – Лицо мужчины задумчиво сморщилось, пока он пытался вспомнить. – «Зли, проклинай, убивай его, но коль на вкус он соленый, то это брат твой». Другими словами – пираты могут ненавидеть друг друга до чертиков, но в гавани они на голову и плечи выше пресноводных плебеев.

– А если это женщина? – спросила Мечница.

Мясник часто заморгал.

– А?

– Если женщина – пират. Как она может быть твоим братом?

– Хрен его знает, – проворчал Мясник. – Не я писал эти гребаные законы.

– И как они отличают, кто соленый, а кто нет? – поинтересовался Сидоний.

– Некоторые наносят татуировки, – Мясник пожал плечами. – Или имеют шрамы. Другие носят знак своего корабля, пока находятся в гавани. Худших знают по репутации.

– Ясно, – кивнула Мия. – А остальные правила?

Мясник почесал свою голову с крошечным кустиком черных волосков, напоминавших лобковые.

– Ну, еще одно называется «владычество». По сути все, что говорит капитан на борту своего корабля, это закон божий. Еще один – «принадлежность», про субординацию. Командой управляет старший помощник, старший помощник слушается капитана, а капитан отвечает перед королем, – лиизианец задумчиво вытянул губы трубочкой. – Постоянно забываю название четвертого. «Наследство» или «последствия», что-то такое…

– До сих пор не могу поверить, что у пиратов есть гребаные короли, – пробормотал Сид.

– Уж поверь, – кивнул Мясник. – И молись Всевидящему и его Четырем гребаным Дочерям, что никогда не встретишь этого ублюдка. Говорят, его породил шакал. Он пьет кровь своих врагов из кубка, вырезанного из черепа своего отца.

– Так его отец умер во время секса с шакалом или после? – полюбопытствовала Мия.

– Наверное, та еще была пирушка… – ухмыльнулась Эшлин.

– Смейся, Ворона. Но Мясник из Амая не боится ни одного мужчины, рожденного женщиной. А от Эйнара Вальдира мне хочется наделать в гребаные панталоны.

– С каких пор ты начал говорить о себе в третьем лице? Или носить панталоны, раз уж на то пошло?

– Ой, иди на хрен. [20]

– Эйнар Вальдир потопил «Разящего», – тихо сказал Йоннен. – И «Божью Истину» спустя три месяца после этого. И «Пламя Дочери» в глубоколетье.

Мия повернулась к брату и подняла бровь.

– В прошлом году я изучал самых известных врагов Итрейской республики, – объяснил он. – Моя память…

– …Острее мечей, – закончила Мия, улыбаясь. – Знаю-знаю.

Мечница вздохнула.

– Ну, волей Матери Трелен, Корлеоне будет ждать нас в гавани. Нужно просто не нарываться, найти его в пабе и обдумать наш следующий шаг.

– С полным пузом вина, – добавил Сидоний. – И у горящего камина.

– Я выпью за это, – кивнула Эш.

– Во-во, – кивнул Мясник. – Даже Мать Ночи и все ее проклятые мертвецы не смогут меня удержать.

Мия посмотрела на притихшего двеймерца, идущего неподалеку от них. Трик даже не дрогнул.

От запаха просто перехватывало дух.

Мия не могла назвать его просто зловонием, хотя зловоние определенно присутствовало среди ароматов. Портовый город Амай покрывал коркой берега Моря Сожалений, как струпья костяшки бойца. Над ним парил облаком смрад гнилой рыбы, скотобоен и лошадиного дерьма, пронизанный нотками океана.

Но здесь чувствовались и другие запахи. Парфюм тысячи специй: лемонмера, честновоний и черного лотоса. [21]Теплый, хлебный аромат свежеиспеченных пирогов и сахарного теста. Жареного на оливковом масле мяса, сладких угощений, свежих фруктов и спелых ягод. Пусть ими и управляли кровожадные корсары, но все корабли в гавань Амая приплывали с товаром. Этот город был не только пристанищем для скотов и бандитов.

Он был рынком.

Соколы сняли солдатские ливреи – Мясник предупредил, что въезжать в город в цветах Итрейской республики – это все равно что напрашиваться на неприятности. Кроме того, броня из могильной кости Сидония стоила целое состояние и наверняка привлекла бы внимание городских воров. Они оставили кольчуги и мечи, а остальное спрятали в повозке, хотя Мия все равно надела на пояс ножны с мечом из могильной кости.