Джей Кристофф - Темный рассвет [litres]

Потеряться…

«Лучше любить и потерять…»

«Тот, кто это сказал, никогда не любил так, как я люблю тебя».

Она услышала эти слова в своей голове.

Вспомнила взгляд в глазах девушки.

Ее девушки.

« Во мне воюют две половинки ».

Его руки на ее теле, его губы на ее коже.

« И победит та, которой я помогу ».

– Нет, – прошептала Мия.

Трик сел, его пальцы гладили ей спину, губы ласкали грудь, чернильные руки схватили за бедра, помогая ей двигаться…

– Трик, остановись, – прошептала она. – Мы должны это прекратить.

Он взглянул ей в глаза, в его собственных горела похоть. Отстраниться от него было все равно что разорвать себя надвое. Ее желание было настолько реальным, что приносило физическую боль. Пылало огнем в ее венах. В комнате становилось все жарче.

– МИЯ …

Внезапно Мия увидела вспышку ослепительного света в очаге. Почувствовала свирепый, обжигающий жар. Ахнула, когда язычок пламени хлестнул из камина и ударил ее по коже и шкуре, на которой они лежали. Выругавшись, Мия перекатилась, а огонь начал поедать шкуру и быстро распространяться.

Пламя было голодным, яростным, горело со сверхъестественной силой и ползло по мехам прямо к Мие. Трик вскочил на ноги, перевернул шкуру и принялся топтать ее, пытаясь затушить огонь. Мия с криком побежала к столу и схватила графин с водой. Трик наконец пнул шкуру в камин, где та свернулась и обуглилась. Снова выругавшись, Мия вылила воду на тлеющие половицы. И хоть он шипел, плевался и боролся, последние искры утонули в потоке.

Комнату заполнил черный дым и внезапная тишина. С колотящимся сердцем, Мия осмотрела свою обнаженную кожу и волосы в поисках ожогов. Страх стремительно заменил похоть, которая так ярко горела в ней еще пару секунд назад…

– ТЫ В ПОРЯДКЕ? – спросил Трик с беспокойством в глазах, протягивая к ней руку.

– Да, – Мия попятилась. – Просто слегка подпалилась.

– МИЯ, Я …

Ей вдруг стало холодно. Мия осознала, что стоит полуголая. Сквозь вожделение пробилась морозная и кристальная ясность. Наклонившись, она подняла свой плащ и накинула его на плечи. Обернулась им поплотнее, чтобы согреться. Ее пульс громыхал, ноги подкашивались.

– Думаю, тебе лучше уйти.

– МИЯ, СКАЖИ, ЧТО НЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ , – попросил он, подходя ближе.

– Трик, не надо…

– СКАЖИ, ЧТО НЕ ХОЧЕШЬ МЕНЯ .

– Не могу! – рявкнула Мия, отходя дальше. – Потому что это не так ! Но в этом мало правильного и слишком много неправильного. – Она покачала головой, с удивлением почувствовав жжение слез в глазах. – Прости . Прости, что все так обернулось. Мне жаль, что мы не всегда получаем желаемое. Ведь я хочу тебя, Трик. Да поможет мне Богиня, но это правда. Но правда еще и в том, что, как бы я тебя ни хотела, ее я хочу больше.

Трик сделал еще один шаг в ее сторону, а она – еще один от него. Он протянул к ней руки, и, взглянув в его глаза, Мия увидела в них агонию. Увидела, как несправедлива и охренительно жестока вся эта история. Ей хотелось кричать. Проклинать всех богов. Проклинать жизнь и судьбу, которая подвела ее к этому моменту, к этому ужасному выбору. Но что бы она ни сделала, что бы ни выбрала, в любом случае один из дорогих ей людей пострадает.

« Я гребаный яд, разве вы не видите? Гребаная опухоль! »

Всегда кто-то страдает.

– Прости, – повторила она. – Но мы не можем этого допустить. Я не могу. Она слишком важна для меня.

– … ЗНАЧИТ, ТЫ ВСЕ-ТАКИ ЕЕ ЛЮБИШЬ , – прошептал Трик.

– Думаю…

Мия встретилась с его взглядом, на ее глаза навернулись слезы.

– Думаю, да.

Его руки опустились. Взгляд уткнулся в пол. Плечи поникли, ноги задрожали. Мия почти видела, как разбивается его сердце. Рассекается надвое. И нож – в ее гребаной руке. Трик зажмурился, сцепил челюсти и покачал головой. Но на его ресницах все равно набухла предательская слеза – черная, как ночь. Она упала на его щеку и покатилась по ямочке к подбородку. Мия тоже заплакала и шагнула вперед, тихо бормоча слова сожаления. Желая все исправить, забрать его боль, каким-то образом исправить все.

– Не плачь, – сказала она, гладя его по щеке. – Пожалуйста, не плачь.

Трик отшатнулся от ее руки, словно та обожгла его. Затем развернулся и молча ушел. Без истерик, топанья ногами и захлопывания двери за собой. И это было хуже, чем если бы он пришел в ярость. Но он ушел спокойно и тихо, как тьма. Вопрос, как это отразится на их отношениях, остался без ответа.

Мия слышала, как пламя в камине смеется над ней.

Она посмотрела на свои пальцы, смахнувшие его слезу.

Черную, как его глаза.

Черную, как ночь.

Черную, как сердце в ее гребаной груди.

Мия осела на пол перед ненавистным огнем. Наблюдала, как его языки поглощают все вокруг, оставляя только дым и пепел.

Гадая, не так ли живет она сама.

И не будет ли это единственным, что останется, когда все закончится.

– Не понимаю, с чего, ради бездны, ты так разнервничалась.

Ульф Сигурссон опустил подзорную трубу и облокотился на перила, вглядываясь в воду. Ветер бойко дул им в спину, море покрылось пенистыми гребнями, корабль стремительно мчался вперед. «Черная Банши» рассекала волны, как стрела из лука мастера – гладко и прямо к прекрасному горизонту.

– Будем надеяться, что ты не узнаешь, – ответила Мия.

Они отплыли из Амая в Море Сожалений две перемены назад, но Леди Бурь и Леди Океанов до сих пор не проявили характер. «Черная Банши» отправилась покорять синие просторы с соответствующим уровнем почестей – на проводы королевы в первое плаванье пришли многие «подданные», большинство городских жителей хотели хоть мельком увидеть девушку, которая убила Эйнара Вальдира и забрала его трон.

За те шесть перемен, что она провела взаперти в Зале Мерзавцев, по Амаю разошлись красочные сплетни, и, бродя неночами по тавернам, Эклипс услышала десятки разных рассказов о том, как Мия одолела короля пиратов. Поговаривали, что она прибегла к темной магике. Вызвала его на бой один на один и голыми руками вырвала его сердце из груди. Разорвала ему глотку зубами во время грандиозного пиршества и съела его печень в сыром виде. [31]В любимой версии Мии она соблазнила Вальдира и отрезала его достоинство – которое теперь, судя по всему, носила на шее на удачу.

Впрочем, она избежала всей этой шумихи, проскользнув на борт «Банши» под плащом из теней. Рассматривая капитанов и экипажи других кораблей, явившихся на проводы, она насчитала как минимум двадцать, которые с радостью бы перерезали глотки собственным бабушкам, чтобы бросить ей вызов. Казалось куда более благоразумным просто появиться на палубе под восторженный ропот толпы, низко надвинув треуголку на лоб, и с мрачным видом стоять у штурвала, пока они отплывали в море.