Георгий Крол - Остановить прорыв! [litres]

В себя я пришёл там же, возле танка. Сидел, прислонясь спиной к каткам. Голова и плечи мокрые, видимо, водой отливали. В двух шагах от меня несколько командиров беседуют с Рамоном. Он что-то им горячо доказывает, можно даже сказать, горячится. У одного из них в руках документы. Я ощупал накладной карман на груди. Так и есть, пусто. Значит, документы мои.

Рядом раздались шаги и радостный возглас моего ординарца:

– Товарищ лейтенант!

Говорившие с моим бывшим комиссаром офицеры обернулись. Обычные лица. Одному около сорока. Роста среднего, с круглым лицом и, кажется, бритой наголо головой. Другой помоложе, лет тридцати, наверное. Лицо узкое, с щегольскими тонкими усиками. Взгляд прицельный, наверняка смершевец. И у обоих весьма и весьма озадаченный вид.

Я протянул руку, и Корда помог мне встать. Привычно одёрнул потерявшую всякий вид форму, сдвинул кобуру по-уставному, кстати, пистолет на месте. Провёл рукой по волосам, и ординарец тут же сунул мне в руки пилотку. Надел, сделал строевой шаг вперёд и вскинул ладонь к виску.

– Исполняющий обязанности командира узла обороны лейтенант Дубинин.

Оба офицера выпрямились и отдали честь.

– Подполковник Листьев, командир полка.

– Старший лейтенант Осин, Смерш.

Я опустил руку и указал на свои документы в руках старлея.

– Разрешите?

Он колебался буквально мгновение, а потом протянул документы мне.

– Прошу.

Убирая удостоверение и всё остальное в карман, мотнул головой назад.

– Долго я был без сознания?

Ответил мне Корда.

– Больше двух часов, товарищ лейтенант.

Чёрт, долго. И времени у меня, судя по тому, что я видел, не слишком много.

– Товарищ подполковник, командующий фронтом приказал составить наградные списки и списки погибших. Разрешите уточнить обстановку у младшего сержанта.

Подполковник кивнул мне, потом движением головы позвал своего контрразведчика, и они отошли куда-то за танк. Я подошёл к Рамону.

– Ну что, комиссар, сколько людей у нас… осталось?

– Сорок семь. Не поверишь, Никита Алексеевич, но старшина Кузьменко тоже выжил.

– Какой старшина Кузьменко?

– Ну, пограничник. Он остался прикрывать отход от ППК, помнишь? Все думали, что погиб, а он живой. Ранен в плечо, но живой.

– Сорок семь. Из восьмидесяти.

Рамон нахмурился.

– Тут нет твоей вины, командир. Против нас было почти шесть сотен фрицев. Да нас должны были стереть за две минуты, а мы живы. Думай о том, что твои действия помогли остаться в живых почти полусотне ребят.

Я покачал головой.

– Не мои. Ваши. Твои и Сергея Михайловича. Да, он-то как?

– Пришёл в себя. Там сейчас полковые медики развернули санбат, так они говорят, через месяц-полтора будет в порядке. Тебе тоже неплохо бы к ним сходить. А то с танка ты так навернулся… Хорошо Корда тебя поймал.

Я оглянулся. Мой двухметровый нянь стоял сзади и улыбался.

– Спасибо, Владимир Семёнович.

Ординарец сначала вытянулся, потом неловко развёл руками и снова улыбнулся детской улыбкой. Нет, никогда не пойму, как это в нём сочетается.

До конца дня я был занят канцелярской работой. Составлял списки погибших, подписывал похоронки. Потом составлял и оформлял списки на награждение. Со мной работали Корда и два писаря из штаба полка. Но перед этим я официально передал командование подполковнику Листьеву. Особо докладывать было нечего. Представил ему личный состав АППК, показал «боевой журнал». По телефонной связи передал под его команду правый пулемётный полукапонир. Но вот пока собирался докладывать о потере левого, поступил доклад, что он в порядке. Немцы нарвались на первую линию минирования и дальше не пошли. А там и «илы» подоспели, и завертелось.

Так что оставшиеся в живых бойцы гарнизона сняли мины и сейчас исправляли повреждения. Подполковник тут же выделил людей для пополнения личного состава. На этом процесс передачи полномочий закончился. С тех пор я только писал. Скрипел зубами, читая фамилии и годы рождения своих погибших бойцов, и снова писал. В перерыве комиссар затащил меня в санбат. Проведали Белого, пожелали выздоровления. Заодно Рамон и меня подсунул доктору «под руку». Тот определил у меня лёгкие последствия контузии. И сильно удивился, услышав, что меня сегодня днём вытащили из-под обломков НП и что потом я падал с танка и несколько часов был без сознания.

Закончили мы в 22 часа. За всё это время с немецкой стороны не раздалось ни одного выстрела. Похоже, немцы начали понимать, что они в глубокой… печали. А в 22.15 за мной прислали от командира полка. Корду я оставил подчищать последние остатки канцелярской работы, а сам отправился наверх. Я, собственно, не сомневался, что меня арестуют. Просто так и не придумал, как поступить: говорить как есть или отмалчиваться?

Подполковник и старший лейтенант ждали меня у дороги. Правильно, подальше от моих бойцов. Чуть поодаль стоял «ЗИС» и двое бойцов возле него. Я подошёл, отдал честь. Они ответили. В темноте я не видел выражения их лиц.

– Товарищ лейтенант. В списках выпускников Киевского пехотного училища нет лейтенанта Дубинина. Как нет его и в списках офицеров, направленных в 176-ю стрелковую дивизию. Вы можете это объяснить?

– Никак нет.

– Товарищ лейтенант. Вы задержаны для выяснения обстоятельств. Прошу сдать документы и оружие.

Я молча передал смершевцу документы и пистолет. Свой МП-38 и фрицевский штык я благоразумно оставил в командном отсеке. Обыскивать меня не стали, старлей жестом указал на грузовик, и я пошёл. Он пожал руку командиру и направился следом. Бойцы помогли мне забраться в кузов, залезли следом. Контрразведчик сел в кабину, и мы поехали.

Вообще, то, что меня не обыскали, не связали и не отобрали ремень, – хороший признак. Значит, они не понимают, что происходит. То ли я герой и мне нужно ставить памятник, то ли очень глубоко зашифрованный враг, который срывает крупную наступательную операцию, лишь бы надёжно легализоваться. Вот и растерялись. Даже бойцы сопровождения сидят расслабленно. Кажется, даже дремлют.

Я тоже попытался заснуть, но не получилось. Начал присматриваться к окружающей обстановке. И заметил очень интересную штуку. «Спящие» охранники постоянно держали меня под контролем. Каждое движение, каждое изменение положения тела. Ф-у-х! Прям камень с души упал. Я тут грешным делом начал думать, что на нашем фронте даже Смерш уснул, не только предыдущий командующий. И я… уснул с чистой совестью.

Спать долго не пришлось, езды оказалось часа три. А дальше в поле нас ждал самолёт. Небольшая машина на трёх человек. Солдаты охраны убыли обратно в полк, а мы со старлеем удобно устроились на заднем сиденье. Лимузин лимузином, даже окошки шторками закрыты. Самолёт затарахтел движком, прямо как мотороллер, честное слово. Неужели он ещё и летает? Взлетел. Мягко так, ни дать ни взять такси, только воздушное. С запозданием вспомнил, что эти машины так и строились, как «воздушные автомобили». Называются «Я-6».