Грег Кокс - Другой мир. Восстание ликанов

Эффект был мгновенным.

Его светлые кожа потемнела, приобретая пестрые оттенки серого. Непослушный загривок породил гриву грубой черной шерсти, проросшей из головы и плеч, распространившуюся по всему его телу и конечностям, которые удлинились и расширились за один удар сердца. Залитые кровью жилет и штаны разошлись по швам - он приобрел гигантские пропорции. Кулаки скрючились в лапы. Когтистые ноги разорвали кожаные ботинки.

Луна вытянула его плоть и кости, они потекли, как прилив. Череп претерпел ужасные метаморфозы. На лице выступила клыкастая морда. Брови ушли назад над ожесточенными кобальтовыми глазами. Уши заострились. Ноздри сплюснулись, пасть наполнилась острыми клыками. С волчьих челюстей стекала слюна.

Соня с трепетом смотрела на него. Несмотря на их интимную связь, она никогда не видела его таким. Высокий, сильный и невероятно свирепый, словно великий чудовищный Фенрир из скандинавских мифов. Умом всегда понимая, что Люциан был ликаном, она никогда не думала, что волк внутри него был так дик, так... великолепен.

Люциан ликовал в своей новообретенной мощи. Его превращение сопровождало всеобъемлющее чувство восторга. Более двух веков прошло с тех пор, как он в последний раз принимал эту форму, и он больше не был беззащитным мальчиком, запертым в подземелье Виктора. На этот раз он действовал по своей собственной воле. Он выгнул мохнатые конечности, чувствуя в них нечеловеческую силу и энергию. Он никогда не чувствовал себя таким свободным.

Или таким смертоносным.

Тем не менее, он все равно был в меньшинстве. Шестеро оборотней с опаской подкрадывались к нему, еще больше их появилось из-за деревьев или выползло из туннелей. Его поразительная метаморфоза приостановила волков, но не заставила отступить. Люциан обнажил клыки и пригнулся, обороняя Соню. Он понял, что сражается в главной битве своей жизни. Она будет кровавой...

"Да будет так", - решил он. Эти твари получат Соню только через его труп.

Откинув голову, он испустил жуткий рев.

И волки остановились.

Люциан не поверил своим глазам. Он затаил дыхание, и тишина простерлась над ордой оборотней. Их жесткие морды морщились; они склоняли головы набок. Покорно опускали глаза. Люциан пытался понять, что происходит. Хотя это казалось невероятным, он мог бы поклясться, что стая подчиняется ему.

Один за другим, оборотни попятились и исчезли в лесу. Они прыгали, укрываясь в ветвях деревьев, или же скрывались в тумане. Через несколько мгновений, к огромному удивлению Люциана, они с Соней остались одни на дороге. Зияющие пустоты в земле - вот все, что осталось от орды хищников.

Он посмотрел на нее сверху вниз, опасаясь реакции на его гротескную внешность. Несмотря на то, что превращение было их единственной надеждой, он не хотел, чтобы она когда-либо видела его таким. Что, если в ее взгляде будет ужас или отвращение? Теперь она знала, что он действительно зверь, а не человек. Он не станет винить ее, если она никогда больше не будет любить его.

Но, к его удивлению и облегчению, он увидел в ее красивых каштановых глазах только благоговение. Она выглядела такой же ошеломленной быстрым отступлением стаи, как и он.

"Что случилось? - подумал он. - Почему они меня послушались?"

Крупная фигура появилась из тумана, и Люциан сразу же вновь изготовился к бою. Может быть, не все оборотни отказались от охоты? Когда фигура вышла на участок, освещенный луной, он увидел, что это был не оборотень, а высокий темнокожий раб, которого он заметил раньше. Тот, что убил волка одной сломанной цепью. Настоящий человек-гора, лысый воин разглядывал оборотня и аристократическую вампиршу с безопасного расстояния. Меч, отданный Люцианом, все еще был у него.

Люциан прикидывал, сколько смертный увидел.

"Понимает ли он, что я всех нас спас?"

Щелчок спуска арбалета нарушил тишину. Град болтов с серебряными наконечниками со свистом прорвал туман, ударил в стволы деревьев, высек искры из бронированной повозки. Грохот стучащих копыт предшествовал стремительному появлению четверых Вестников Смерти, сразу же прицелившихся в единственного оставшегося перед ними оборотня.

Люциана.

- Подождите! - попытался крикнуть он, поднимая лапы, но его клыкастая морда издала только невнятное рычание. С его когтей капала кровь. К своему ужасу, он понял, что, несомненно, со стороны выглядит так, будто он напал на Соню. - Вы не понимаете. Я не один из них!

Арбалеты снова выстрелили. Серебряные стрелы со смертельной точностью устремились к его голове.

Соня молниеносно вскочила с земли, поймав болт в нескольких дюймах от черепа Люциана. Смертоносное серебро не имело на нее никакого действия; драгоценный металл отравлял только оборотней. Она отбросила стрелу прочь.

Увы, второй болт ускользнул от нее и ударил Люциана в бедро. Тот взвыл от боли и схватился за стрелу, но его неуклюжие лапы не могли взяться за древко. Серебряный наконечник жег ногу, как раскаленный уголь. Он свалился на колени - металл подавил его силу и способности ликантропа. Черный мех сошел с конечностей, кости искривились обратно в человеческий облик. Волчьи когти втянулись.

Кобальтовые глаза вновь стали коричневыми.

Третий болт ударил его в ногу.

- Нет! - Вскричала Соня. Она заслонила собой Люциана. - Стойте!

Передний всадник опустил арбалет. Жестокий смех показал, что это был ни кто иной, как Коста. Сквозь его коринфский шлем промелькнула кривая ухмылка. Он с явным удовлетворением смотрел, как раненый оборотень превращался в Люциана. Голый раб в агонии извивался на земле.

Из тумана появились другие всадники. Мимо Косты проехал Виктор. В отличие от одоспешенных воинов, Старейшина был одет в величавую черную мантию и плащ. За ним следовал нервно озирающийся Танис верхом на светло-сером пальфруа [19] Пальфруа - очень дорогая порода верховых лошадей, использующаяся для выездов, шествий, церемоний, прогулок, охоты и т.д. Зачастую считается "дамской" породой. вместо положенного боевого коня. Писец высоко держал пылающий факел. Его глаза с тревогой исследовали окружающий их лес. Ему явно хотелось быть в другом месте, а не на этом коварном перепутье. Он вздрогнул при виде опрокинутой повозки и разорванных тел вокруг.

Соня не заметила прибытия отца, занятая лишь ранами Люциана. Склонившись над ним, она мягко взялась за зазубренный наконечник стрелы, торчащий из его пробитой плоти и костей. Несмотря на осторожность ее прикосновения, каждое движение сотрясало агонией его измученное тело.

Пульсирующие фиолетовым вены расходились от каждой раны. Судороги и тошнота сжимали его внутренности. Соня расшатывала окровавленные болты, чтобы вынуть их, не повредив внутренних органов. Он сжал зубы, чтобы не закричать, собрал всю свою волю, чтобы не обернуться и не огрызнуться на Соню, как обезумевший пес.