Сара Бреннан - Дочь хаоса [litres]

Иногда мне думалось, что раньше мисс Уордвелл нравилась мне гораздо больше. До того, как я узнала, что она ведьма. В те времена, когда она была одинокой робкой учительницей… В те дни она была добрее. Но, наверное, в этом отчасти и состоит взросление: ты узнаешь, что люди бывают жестоки и что любовь может тебя предать.

Я хочу повзрослеть. Хочу стать сильной. Мой новый мир удивителен и красив, и мне хочется быть там. Это мой сознательный выбор.

Вот только до того, как я расписалась в Книге, весь мир казался добрее. Иногда я сильно скучаю по прежним временам.

Ветер на улицах переполнялся шепотами, а Розалинд Уолкер видела один из своих причудливых снов, которые рассказывали о будущем. Летним днем она шла среди леса, вдоль берега кристально чистого озера, в котором отражалось яркое голубое небо.

В небе не было ни облачка. Зато там метались стаи черных птиц, горевших ярким пламенем, но тем не менее каким-то образом державшихся на крыльях. Посреди озера лежал большой камень, а на нем, как на троне, восседала лягушка. На глазах у Роз и у лягушки в воздухе запорхало перо, охваченное огнем. Перо покрутилось на ветерке, потом опустилось в озеро и было проглочено водой.

«Придет мой принц!» – вдруг крикнула лягушка.

Роз вгляделась в лесную чащу. Зрение было острым, она отчетливо различала каждый листик, каждую веточку, но не видела ни одного человека. Она была одна, и ветер шептал ей на ухо разные слова.

«Ведьмы, ведьмы, – говорил ветер. – Спеллманы – ведьмы».

Роз обернулась, и в тот же миг ветер переменился и заговорил другим голосом. Голосом ее отца. Он гремел, словно с церковной кафедры.

«Ты же знаешь, они ведьмы! Скоро об этом узнает весь мир».

Высокие деревья обступили Роз, их длинные тени перечеркивали ее поле зрения, как прутья в тюремном окне. Перья посыпались, как черный снег. Горящие, они опускались в озеро и тонули в воде.

«Если ведьма изгонит рабыню, – провозгласила лягушка, – то сбудется пророчество. Река станет красной от крови, когда мой принц придет ко мне!»

Роз рывком села на кровати. Потянулась к телефону, чтобы позвонить Сабрине, но, не рассчитав расстояние, уронила на пол и телефон, и очки. Выругалась от досады на то, что ее подводит собственное тело, стукнула кулаком по колену. Потом стала искать телефон среди раскиданной по полу одежды.

Ей предстоит всю жизнь копошиться в темноте. Из-за магии. Будь ее слепота естественной, она бы еще могла смириться, но зрение падало из-за того, что когда-то злая ведьма наложила проклятие на всю ее семью.

А с этим она смириться никак не могла.

В глубине души у Роз зародилась темная мысль, как червяк, грызущий яблоко с древа познания, как гнилой лепесток в сердцевинке розы. Она встрепенулась, будто хотела получше расслышать секрет, который кто-то нашептывал ей на ухо. Если весь мир узнает о ведьмах, так ли уж плохо это будет?

Роз прикусила губу. Позвонить Сабрине? Но что ей сказать? Подсознание послало ей сон про шепчущий ветер и говорящую лягушку? Этот сон совершенно непонятен. Что делать? Сказать Сабрине: «Ни в коем случае не изгоняй рабыню»?

Будь жива бабушка, Роз посоветовалась бы с ней, спросила, что означает этот сон, но бабушки не было. Девушке стало очень одиноко.

Она не стала звонить Сабрине. На мгновение возник соблазн позвонить Харви, но и его она не стала тревожить.

Она написала Сьюзи, предложила встретиться завтра. Потом снова заснула.

На обратном пути в Академию невиданных наук Пруденс потребовала от Ника объяснений. Потом потребовала их повторить, потому что с первого раза ее уши не осилили такого уровня глупости.

Войдя в академию, Пруденс прислонилась к каменной статуе Темного повелителя. Ей была крайне необходима поддержка.

– Значит, ты пошел против приказов первосвященника, покинул грешные стены этого убежища и поставил под угрозу собственную жизнь, чтобы защитить охотника на ведьм. Потому что тебя попросила Сабрина Спеллман.

– Ага, – подтвердил Ник.

Он держал под мышкой черную папку с ворохом листочков, на лице было написано безразличие, а в голосе слышалось легкое высокомерие. Он снова казался таким, каким она его знала.

– Потом ты пошел к охотнику за советами насчет отношений.

Ник кивнул.

Пруденс глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Ох, Сатана на красных шпильках.

– А что, Сатана носит красные шпильки? – удивленно выгнул бровь Ник.

– Почему бы и нет? – отозвалась Пруденс. – Очень может быть. Откуда тебе знать? Ты вообще ничего не знаешь! Вся эта кутерьма происходит из-за того, что ты не получил достойного воспитания.

Сама она родилась и выросла в этих лесах, среди этих стен. Ей хорошо помнился тот день, когда Ник прибыл в академию. Она с сестрами сидела на высокой каменной стене и смотрела, как с далеких гор через окрестные леса ковыляет незнакомый мальчишка. Он был с ног до головы в крови и снегу, одежда изодрана острыми когтями.

С высоты своего насеста Агата присвистнула:

– Ого! Почистите его, потом приведите ко мне в постель.

В те дни Пруденс еще не успела убедить Доркас, что их команда – самые крутые ведьмы на свете, и Доркас, когда волновалась, начинала заикаться. Она сказала:

– Он к-к-красавчик, но как вы думаете, что с ним стряслось?

Тем мальчишкой был Ник Скрэтч, давно считавшийся погибшим. Окоченевшие тела его родителей были найдены возле дороги много лет назад, и считалось, что вместе с ними погиб и ребенок. Никто его не искал. Все решили, что труп мальчика сожрали дикие звери.

Ник никогда не рассказывал о том, что ему довелось пережить. Очутившись в академии, он с головой нырнул в самую гущу событий. Через неделю после появления в школе он прочитал половину книг в библиотеке и уложил в постель половину ведьм.

Отец Блэквуд говорил, что Вещие сестры должны быть благодарны академии за то, что она наставила их на верный грешный путь. Пруденс терпеть не могла слушать это, но, возможно, он был прав. Ведьмы, не приступившие к учебе с младых ногтей, часто сбиваются с дороги. В Нике Скрэтче таилось что-то глубоко неправильное.

Ник вразвалочку отошел от Пруденс и стал подниматься по лестнице. Она побрела за ним, прижимая младенца к груди.

– Вот, значит, где ты набрался этих нелепых идей насчет того, что она тебе нравится, – фыркнула Пруденс. – И во всеуслышание рассуждаешь о ее красоте! Что о тебе люди подумают? Не стыдно?

– Не-а, – ответил Ник.

– А зря! Имей хоть немного самоуважения, Николас! Бери пример с меня.

В этот самый подходящий момент мимо проходил Эмброуз Спеллман. Он легко взбежал по лестнице, по которой они медленно плелись вверх.