Энтони Райан - Песнь крови

— Благодарю вас.

Я обернулся навстречу Аль-Сорне, который спускался по трапу.

— А это…

— Ваэлин Аль-Сорна, — закончил за меня Элль-Нестра, отвесив низкий поклон Убийце Светоча. — Повесть о ваших деяниях намного опережает вас, разумеется…

— Когда будем сражаться? — перебил Аль-Сорна.

Глаза Элль-Нестры слегка сузились, но улыбаться он не перестал.

— Через три дня, милорд. Если вас это устроит.

— Нет, не устроит. Я хочу покончить с этим фарсом как можно быстрее.

— Мне казалось, что последние пять лет вы томились в заточении по воле императора. Разве вам не требуется время, чтобы восстановить свое мастерство? Я буду чувствовать себя обесчещенным, если люди скажут, что победа далась мне чересчур легко.

Глядя, как они смотрят друг на друга, я был изумлен тем, какие они разные. Хотя оба были примерно одного роста, мужественная красота и ослепительная улыбка Элль-Нестры должны были бы затмить суровое, угловатое лицо Аль-Сорны. Но было в Убийце Светоча нечто, что бросало вызов властному облику островитянина, некая внутренняя неспособность принижаться. Я, разумеется, знал, в чем дело: я видел это и в фальшивом добродушии, которое напустил на себя Элль-Нестра, и в том, как он непрерывно мерил взглядом своего противника. Убийца Светоча был самый опасный человек, какого он когда-либо встречал, и Элль-Нестра это понимал.

— Могу вас заверить, — ответил Аль-Сорна, — никто и никогда не скажет, что победа далась вам легко.

Элль-Нестра кивнул.

— Тогда завтра, в полдень.

Он указал на группу вооруженных людей, стоявших поблизости, моряков с жестким взглядом, увешанных всяческим оружием. Все они взирали на Убийцу Светоча с нескрываемой антипатией.

— Моя команда сопроводит вас в отведенное вам жилье. Советую не останавливаться по дороге.

— А госпожа Эмерен? — спросил я, когда он уже собрался было уйти. — Где она?

— Она расположилась у меня дома и не терпит никаких неудобств. Вы увидитесь с ней завтра. Она, разумеется, велела передать вам самый теплый привет.

Это была неприкрытая ложь. Что она рассказала ему обо мне и насколько у них близкие отношения? Быть может, между ними возникло нечто большее, чем просто союз двух людей, жаждущих мести?

Нам отвели закопченное здание почти в самом центре города. Судя по красивой кирпичной кладке и разбитым мозаикам на полу, некогда это жилище, вероятно, принадлежало кому-то высокопоставленному.

— Дом владыки кораблей Отерана, — нехотя ответил на мой вопрос один из матросов. — Отца Щита.

Он сделал паузу и зыркнул на Аль-Сорну.

— Он погиб в огне. Щит распорядился оставить все как есть, в качестве напоминания для себя и всего народа.

Аль-Сорна как будто не слушал. Его глаза блуждали по потрескавшимся серо-черным стенам, и взгляд у него был какой-то отстраненный.

— Еда там есть, — сказал мне матрос. — Все на кухне, оттуда лестницы ведут на нижние этажи. Если что потребуется, мы снаружи.

Обедали мы в столовой, за большим столом красного дерева — на удивление приличная мебель для такого разоренного дома. Я нашел сыр, хлеб и несколько видов копченого мяса, и еще весьма недурное вино, в котором Аль-Сорна узнал плод южных виноградников Кумбраэля.

— Отчего его зовут Щитом? — спросил он, налив себе чашку воды. Я обратил внимание, что к вину он почти не притрагивался.

— После визита вашего отца мельденейцы решили, что им следует позаботиться об обороне. Каждый владыка кораблей должен был выставить по пять кораблей для флота, который постоянно патрулирует острова. И капитан, которому выпала честь командовать этим флотом, называется Щитом Островов.

Я помолчал, осторожно посмотрел на него.

— Как вы думаете, сумеете вы его одолеть?

Его глаза блуждали по столовой, задерживаясь на облезлых останках стенной росписи, хотя что там было изображено — теперь сделалось не видно под черными разводами на месте некогда ярких красок.

— Его отец был богатым человеком, из Империи выписал художника, который нарисовал фреску с портретами всей семьи. У Щита было трое братьев, все старше него, и все же он знал, что отец любит его больше прочих.

Он говорил с пугающей уверенностью, внушающей подозрение, что мы обедаем среди призраков погибшей семьи Щита.

— Много же вы разглядели в пятнах выгоревшей краски!

Он поставил чашку, отодвинул тарелку. Если то и была его последняя трапеза, мне показалось, что особого энтузиазма она в нем не вызвала.

— Что вы станете делать с историей, которую я вам рассказал?

«С неоконченной историей, которую вы мне рассказали», — подумал я, но ответил:

— Она дала мне немало пищи для размышлений. Однако, если я ее опубликую, вряд ли многих убедит описание этой войны как проявления маразма глупого старика.

— Янус был интриган, лжец, а временами и убийца. Но был ли он на самом деле глупцом? Сколько бы крови и денег ни ушло в песок в той ненавистной войне, я до сих пор не уверен, что это все не было частью некоего великого замысла, какого-то окончательного плана, настолько сложного, что мне его просто не объять рассудком.

— Когда вы говорите о Янусе, вы рассказываете о бессердечном и хитроумном старике, однако я не слышу гнева в вашем голосе. Вы не испытываете ненависти к человеку, который вас предал.

— Предал? Меня? Единственное, чему когда-либо был верен Янус — это его наследие, Объединенное Королевство, которым вечно будет править род Аль-Ниэрен. Это единственное, что его волновало по-настоящему. Ненавидеть его за его поступки — все равно что ненавидеть скорпиона, который тебя укусил.

Я осушил свой бокал и снова потянулся за бутылкой. Я обнаружил, что этот дар Кумбраэля мне нравится, и внезапно ощутил желание напиться. Напряжение этого дня и предстоящее завтра зрелище кровавого поединка оставили у меня внутри тревожное ощущение, которое мне не терпелось утопить в вине. Я и прежде не раз видел, как умирают люди, преступники и изменники, предаваемые казни по велению императора, но, как бы ярко ни полыхала моя ненависть к этому человеку, я обнаружил, что уже не способен упиваться мыслями об ожидающей его насильственной смерти.

— А что вы станете делать завтра, если одержите победу? — спросил я, обнаружив, что язык у меня слегка заплетается. — Вернетесь в свое Королевство? Как вы думаете, король Мальций будет вам рад?

Он отодвинулся от стола и встал.

— Думаю, обоим нам известно, что победы мне не видать, что бы ни произошло завтра. Спокойной ночи, сударь.

Я налил себе еще вина, слушая, как он поднимается по лестнице и входит в одну из спален. И он еще мог спать! Сам я в ту ночь был не в состоянии обрести покой без помощи вина. Но я знал, что он будет крепко спать, не тревожимый ни жуткими кошмарами, ни чувством вины.