Валерий Большаков - Союз нерушимый? [litres]

Не слишком доверяя врачам, Суслов заставлял себя хоть изредка появляться в Первой поликлинике. В этом было нечто кондовое, передавшееся от предков, лечивших все болезни трудом, баней или травами.

Однако целый месяц здоровья – небывалого, великолепнейшего состояния, которого Михаил Андреевич не помнил с детства, убедили его: надо провериться, надо! Хотя, наверное, и в этом посещении тоже проявилась врожденная крестьянская недоверчивость – Суслов хотел, чтобы ему подтвердили исцеление, иначе в душе так и сохранится маета, шараханье между надеждой и уверенностью.

Редкому посетителю врачи обрадовались – и хорошенько его погоняли. И анализы взяли, и кардиограмму сняли, и даже на «велосипед» усадили. Главный идеолог СССР безропотно исполнял все указания людей в белых халатах, позволяя себя мять, щупать, просвечивать. И вот он, последний круг чистилища – маленький кабинетик, пропахший лекарствами. Зато вид из окна какой – башни кремлевские видать!

Старенький доктор, седенький, смахивающий на Айболита, еще Сталина пользовавший в свое время, долго рылся в амбулаторной карте, но отчаялся.

– Ну-с, Михаил Андреевич, – врач захлопнул пухлую книжицу и сцепил сухие, веснушчатые пальцы, – может, откроете мне секрет – вы это или не вы?

– А что, есть сомнения? – улыбнулся Суслов.

– Михаил Андреевич, – кардиолог снял старенькое пенсне времен Чехова и стал его протирать белым платочком, пряча растерянность. – Если бы я лечил вас, то сейчас очень гордился бы своими успехами. Но в том-то и дело, что я не приложил ни малейшего усилия к вашему выздоровлению, а вы как будто помолодели лет на десять-пятнадцать! Науке известны такие случаи, хоть они и чрезвычайно редки, но… А-а! – сморщился «доктор Айболит». – Весь мой опыт протестует сейчас! Мне так и хочется заявить что-нибудь вроде «Этого не может быть!» Однако это есть! Вот! – он хлопнул сухонькой ладошкой по пачке анализов, по скользким рентгеновским снимкам. – Я могу поклясться, что вы недавно перенесли обширный инфаркт, я вижу следы, но давлению вашему любой пенсионер позавидует – сто тридцать на восемьдесят пять! И ЭКГ подтверждает – у вас здоровое сердце! Слабое, да, но здоровое! А куда подевался атеросклероз сердечных сосудов? А ваш диабет? Болезнь перешла в легкую форму, вам даже сахаропонижающие таблетки пить не надо!

Суслов ощутил, как теснит душу, разрастаясь, ища выхода, полузабытое ликование.

– А туберкулез? – поспешил спросить он, поневоле вторя доктору. – Там были последствия, Евгений Иванович говорил мне… [14]

– Да, – согласился врач, – очаги поражения в легких наблюдаются, но и тут огромный прогресс. Я сравнивал снимки прошлых лет и сегодняшний – разница есть. Примерно треть пораженных участков легких зажила или заживает, поврежденные ткани твердеют…

– Я читал, что иногда происходит самовыздоровление, – перебил его Суслов.

– Безусловно, защитные силы организма способны справиться с туберкулезом, тут все зависит от иммунитета…

– Вот в этом-то и секрет! – веско сказал Михаил Андреевич. – Мне помогли повысить иммунитет знающие люди.

– Не познакомите ли? – навострился врач.

– Так секрет же! – Губы пациента изогнуло ехидцей. – Скажите мне как специалист – я здоров?

«Доктор Айболит» тяжко вздохнул.

– Проходи вы медкомиссию военкомата, – медленно проговорил он, – я бы записал свое заключение: «Годен к строевой службе»!

– Вот и отлично! – Суслов напрягся было, чтобы встать и откланяться, но расслабился, устраиваясь поудобнее. – Мне рассказывали, что вы не только с сердечно-сосудистой дело имеете, вы еще и психолог. Или психотерапевт?

– И то и другое, – улыбнулся врач. – Было, знаете ли, время, чтобы освоить. Хотя психологии в чистом виде не бывает, в организме все связано. Поэтому лучше говорить о психофизиологии. А что вас интересует? Тревожит что-нибудь?

– Можно сказать и так, – замедлился с ответом Суслов. – Беспокоит моя склонность к догматизму. Доктор, это лечится?

«Айболит» залился тихим булькающим смехом.

– Простите, бога ради, – угомонился он, продолжая улыбаться, из-за чего седые усы смешно топорщились. – Ах, Михаил Андреич, как бы это здорово было, если бы характер поддавался лечению! Увы, ни от жлобства, ни от чванства, ни от тщеславия или догматизма лекарств не придумано. Впрочем, это не значит, что человек не способен исправить какую-либо черту своей индивидуальности. Способен! Если сильно захочет и приложит максимум усилий, чтобы изменить самого себя. Трус обретет зачатки смелости, хвастун взрастит в себе скромность, а догматик вернет волю мысли и суждениям. Нужно только уяснить задачу, поставить перед собой цель и добиваться ее!

– Это я умею, – скупо улыбнулся Михаил Андреевич.

Я постучался и толкнул дверь.

– Входите, не заперто! – прозвенел Наташин голос. В квартире было очень чисто – ни пылинки, ни соринки. Все вещи разложены по местам, и даже оконные стекла промыты – представляю, сколько труда положила Фраинд, чтобы навести порядок вслепую.

– Привет, чистюля! – весело поздоровался я. – Ты где?

– Я здесь! – ответила Наташа из спальни. – Сейчас я…

Девушка вышла, касаясь притолоки, и только взгляд ее, хоть и направленный в мою сторону, но мимо, выдавал незрячую. Наташа причесалась и нарядилась – в батничек из тонкой фланели и юбку с забавным названием «колокольчик».

– Я нормально выгляжу? – с беспокойством спросила Наташа, рефлекторно поправляя волосы и оглаживая юбку.

– Ты выглядишь просто потрясающе! – честно сказал я.

– А где ты? – просияла девушка. – Пройди, пожалуйста, к окну!

Я сделал, что велено, и Наташа воскликнула:

– Я вижу, вижу! Тень такая… надвинулась на свет!

Она быстро зашагала, вытянув руки, а как только наткнулась на меня, закалачила их вокруг моей шеи, встала на цыпочки и принялась меня целовать, смеясь и рассказывая:

– Я уже… различаю стену… такое большое… темное пространство, а посередке – светлое пятно! Окно! Людей вижу на улице… если они поодиночке… толпа сливается… Автобус видела! Сначала услышала, а потом такая огромная тень наплыла…

Я слушал рассеянно – у меня от желания скулы сводило.

– …Хоть волосы уложила, а то ходила как лахудра, – болтала Наташа. – А вот краситься не стала. Если на ощупь губы помадой намазюкать, буду на клоуна похожа! И тебя всего измажу… Ты будешь меня лечить, да?

– Буду, – кивнул я. Голос у меня подрагивал, даже этакая нутряная хрипотца пробивалась. – Садись.

– Ага!

Девушка ловко передвигалась по знакомой комнате, лишь изредка поводя рукой, чтобы убедиться – верным путем следует. Усевшись, она откинулась на спинку и закрыла глаза. Губы продолжали вздрагивать, то и дело поднимая холмики щек радостной улыбкой.