Сергей Лукьяненко - Холодные звезды [сборник litres]

И откуда я знаю, что именно наш – не такой? Если разобраться, так, наоборот, терранский должен неправильным казаться, его я пил раз десять в жизни, а наш – постоянно. Вот только все равно – чувствую. Будто где-то в глубине, в клеточках, как у Алкари, сидит память и нашептывает: «не так», «неправильно», «подделка». Отец Виталий говорит, что это пережитки, что хоть Терра и родной мир человечества, но в колыбели вечно жить нельзя. Значит, и небо должно быть нам родным, и земля, и безмозглые абори, и джунгли, и этот кофе.

Выхлебал я две чашки, забрался в душ, переоделся в чистое. Потом вдруг принялся за уборку, хоть обычно по пятницам наводил порядок, а сегодня только четверг. Наверное, хотелось что-то делать. Пол пропылесосил и протер старый робот-черепашка, он барахлит, но если его запускать два раза подряд в режиме генеральной уборки, то становится вполне прилично. А я вытер пыль, особое внимание уделив дедушкиному подоконнику – в выжженные линии вечно набивался мусор, и город становился пыльным и ненастоящим, как макеты в нашем музее, потом протер стекла – для окон тоже есть маленький робот, но его замаешься пересаживать со стекла на стекло, проще походить с тряпкой и аэрозолем.

Хорошо бы, если гонщики уже заправились, отдохнули и улетели.

А еще лучше, если военный курьер попутно забрал Огарина. Не хочу я с ним прощаться. Лучше прийти в бункер и забрать у ребят конверт с какой-нибудь запиской, что он обязательно оставит. Прочитаю и пойду к священнику просить благословения на брак с Ноновой.

Весь первый этаж я отдраил и отчистил до полудня. Сделал все, что только можно, даже ковер в гостиной почистил пеной, а фамильный хрусталь в буфете сполоснул от пыли и высушил. И только тогда понял, что специально себе занятия придумывал – чтобы не выходить из дома.

Это что же, я боюсь, что передумаю и в экипаж к сумасшедшей девочке попрошусь?

Нет уж!

На улицах было очень тихо, и у меня зародилось подозрение, что и впрямь все закончилось – гонщики разлетелись, никто и не узнал про неожиданный визит, кроме меня.

Но подойдя к трактиру, я понял, что все еще далеко не закончилось.

У входа стояли два незнакомца, высокие, стройные, излишне хрупкие, наверное, с планеты низкой гравитации. Лица у обоих тонкие, прозрачные, нечеловеческие, на эльфов из детских сказок похожи. Когда я подошел поближе, то понял, что один из них – женского пола, едва-едва были заметны под комбинезоном груди, да и бедра пошире.

– Доброго дня вам, – слаженно приветствовала меня парочка. Улыбнулись. Но больше никаких попыток к общению не предприняли – то ли ждали они кого-то еще, то ли собирались со всем поселком перездороваться.

– День добрый, – прошептал я, проскальзывая мимо.

Ой, что внутри творилось!

Здесь было еще шесть иномирцев. Разделить их на две тройки труда не составляло – один экипаж выглядел совсем как наши люди, только одеты во все темное, со странными прическами, длинными прядями волос над ушами и с маленькими круглыми шапочками, будто приклеенными к головам. Сидела эта троица на высоких стульях у бара и пила вино, причем почему-то из своей бутылки, я такой раньше не видел. То ли метаболизм у них иной, то ли обычаи не позволяют чужого пить?

Вторая тройка была куда забавнее. Вначале мне показалось, что это тоже экипаж из детей, потом я понял, что люди-то взрослые, только очень низкорослые и хрупкие, с кожей голубоватого оттенка и светлыми, почти белыми волосами. Я попытался понять, что их такими сформировало, но ничего умного не придумалось. Планета с высокой гравитацией – так были бы кряжистыми. Планета с низкой гравитацией – были бы длинными и тощими. А так – словно подростки, только глаза недетские, настороженно-серьезные, и хлещут водку безостановочно.

А наш народ вокруг как с ума посходил.

Все – в лучших одеждах. Подоставали и праздничное, и дедушкины-бабушкины сундуки порастрясли. Лица у всех важные и равнодушные, будто каждый день у нас подобное паломничество иномирцев, причем не туристов, что только под охраной корабельных пушек веселятся, а по городу лишь с охраной ходят, а именно таких вот, свойских ребят. Говорят все об умных вещах – о внутренней политике, об отношениях с чужими, о достижениях науки, о перспективах внутреннего развития, о премьере фильма «Атлантис», где на выбор целых десять сюжетных линий – и где «Атлантис» гибнет, и где благополучно на Эндорию прилетает, и где Мак-Уильяма обвиняют в краже сокровищ трона, и где оправдывают, и где он гибнет от нехватки кислорода, и где отбирает у своей любимой запасной баллон и в живых остается.

Ужас какой!

Нет, я понимаю, мне и самому хочется сейчас чем-то блеснуть перед заезжими знаменитостями, о которых каждый день в новостях говорят. И приди я пораньше, может, стоял бы сейчас рядышком с инфантильными астронавтами, громко споря с Ромкой Цоем, что лучше – два разогнанных реаджекс-привода или один интерфазник с кварковой подкачкой.

Как иномирцам, наверное, смешно нас слушать.

А может быть, и не смешно. Может быть – все равно. И это еще обиднее.

С Ромкой я поздоровался за руку, мы чуть смущенно переглянулись.

– Не обижайся, – шепотом сказал Цой.

– Да ладно, проехали, – так же тихо ответил я.

Мы улыбнулись друг другу, и я подобрался к стойке. Григорий глянул на меня, был он весь замотан и задерган, даже у него, многое повидавшего, улыбка стала ненатуральной.

– Выпить? Пива? – быстро спросил он.

– Да все равно, давай водки.

Дядька глянул неодобрительно, но рюмку мне налил и положенную закуску выдал. Я отошел в сторонку, специально встал так, чтобы ни с кем общаться не пришлось. Вертел в руке рюмку, смотрел на ненатурально шумный бар. Интересно, а где же семейство Эйко?

И тут я их увидел. Конечно, чего бы они пить пошли? Они резвились за стеклянной стеной, в бассейне. Мальчик, Артем, как раз стоял на вышке, готовясь прыгнуть. Рядом замерла наша детвора. Внизу, в ярком купальнике, стояла Эн Эйко, облепленная девочками так же, как ее брат – мальчишками. Выглядели они совсем мирно, и я с легким смущением вспомнил свой ночной страх.

– Алексей!

Я повернулся. За спиной стоял отец Виталий. Тоже с рюмкой и огурчиком.

– Ты слышал что-нибудь об этих несчастных детях?

– Ну, мне говорил капитан Огарин.

– Да, он всем сказал. – Отец Виталий вздохнул. – Они уже объявили, что им нужен третий член экипажа. Потому я к тебе и подошел, Алексей.

– Я все знаю. Эта девочка – убийца.

Священник перекрестился.

– Не в этом грех, многим в нашем несовершенном мире приходится держать в руках оружие. Кто обвинит человека, честно работающего телохранителем или киллером? Меня другое тревожит, Алексей. Я поговорил с малышкой, у нее совсем нет понятия греха.