Ребекка Росс - Восстание королевы [litres]

– Но я вам даже не родня, – прошептала в ответ я, удивленная его серьезностью. Я ведь была приемной дочерью всего день.

– Ты – часть моей семьи. И когда воры покусились на твои вещи, швыряли твои книги в грязь, угрожали тебе… я принял меры.

Я не знала, что сказать, и просто смотрела на него. Искры непокорности и раздражения в моей душе гасли. И чем дольше я всматривалась в него, моего отца-покровителя, тем лучше понимала: что-то в прошлом сделало его таким.

– Еще раз прости, что тебе пришлось это увидеть, – повторил он. – Я не хочу, чтобы ты меня боялась.

Я протянула к нему руку. Если мы хотели сделать то, что задумали, нужно было доверять друг другу. Медленно он сплел свои пальцы с моими. Его ладонь была теплой и грубой, моя – холодной и мягкой.

– Я не боюсь вас, – прошептала я, – отец.

Он сжал мои пальцы:

– Амадина.

Бомон, провинция Анжелик.

Мы достигли речного города Бомон вечером второго дня пути, на закате. Так далеко на западе я еще не бывала. Меня заворожили огромные виноградники, украшавшие этот край.

Бомон оказался большим городом, построенным на берегу медленной реки Каваре. Я смотрела во все глаза, пока мы проезжали мимо рыночной площади и атриумов маленького собора. Все здания казались мне одинаковыми: высокие или трехэтажные, возведенные из мрамора или кирпича, смыкающиеся над узкими мощеными дорожками.

Лошади остановились перед кирпичным особняком. Мощеную галькой дорожку к двери покрывал мох, по бокам стояли два ликвидамбара, их ветви царапали стекла.

– Приехали, – объявил Журден, когда Жан-Давид распахнул дверь кареты.

Опершись на руку кучера, я вышла наружу. Журден взял меня под локоть, и я сама удивилась, насколько благодарна ему за поддержку. Мы вместе направились по дорожке к ступенькам, ведущим к красной входной двери.

– Они жаждут с тобой познакомиться, – прошептал он.

– Кто? – удивилась я, но у моего покровителя не осталось времени на ответ.

Мы шагнули за порог. Нас встретили два внимательных лица, две пары глаз рассматривали меня с вежливым интересом.

– Это управляющая, Агнес Коте. А это наш повар, Пьер Фор, – представил их Журден.

Агнес, в простом черном платье и крахмальном фартуке, приветствовала меня быстрым заученным реверансом. Пьер, с лицом, испачканным мукой, улыбнулся и поклонился.

– Это моя дочь, Амадина Журден, обретенная через страсть, – продолжил Журден.

Агнес, которая источала тепло матери-наседки, шагнула вперед и взяла мои руки в свои, теплые. Она пахла цитрусом и толченой сосновой хвоей, что выдавало ее одержимость чистотой и порядком. Судя по панелям из красного дерева и белому плиточному полу, дом просто блестел. Я не могла избавиться от ощущения, что у меня началась новая жизнь – чистый лист, полный возможностей. Я ответила на ее улыбку.

– Если вам что-то понадобится, просто позовите меня.

– Вы очень добры, – ответила я.

– А где мой сын? – поинтересовался Журден.

– С оркестром, мсье, – быстро ответила Агнес, отпустив мою руку. – Он заранее приносит свои извинения.

– Снова задержится допоздна?

– Да.

Журден, казалось, был недоволен, но, увидев мой внимательный взгляд, смягчился.

– Пьер, что у нас сегодня на ужин?

– Форель, так что надеюсь, вы любите рыбу, госпожа Амадина, – ответил повар. Его тенор был хрипловат, словно он много часов пел на кухне.

– Да, люблю.

– Превосходно, – обрадовался Пьер и устремился назад, в глубину коридора.

– Ужин в шесть, – проинструктировал меня Журден. – Агнес, почему бы тебе не показать Амадине дом и ее комнату?

Когда появился Жан-Давид с моим сундуком, Агнес повела меня по первому этажу, показав столовую, маленькую гостиную, строгий кабинет Журдена и библиотеку, полную инструментов и книг. Я знала, что мой названый отец – адвокат, но его дом отличали лоск и величие, выдавая в хозяине разносторонность, превосходное образование и любовь к искусству. Место показалось мне уютным, и я испытала облегчение, не ожидая, что буду чувствовать себя здесь как дома.

– Сын Журдена – музыкант? – спросила я, оглядев разбросанные нотные листы на накрытом спинете, стопки книг на полу, которые я грозила уронить своими юбками, и очень старую лютню, притаившуюся в кресле, словно ждущая хозяина зверушка.

– Так и есть, госпожа, – ответила Агнес голосом, полным гордости. – Он – господин Музыки.

Странно: почему Журден не сказал мне об этом?

– Он играет в оркестре? – Я рассматривала каракули на листе, сломанные перья и полуприкрытые чернильницы.

– Да. Он очень талантлив, – сияя, продолжила Агнес. – Теперь позвольте показать вам второй этаж. Там расположены жилые комнаты: ваша, мсье Журдена и господина Люка.

Я вышла за ней из библиотеки и поднялась по ужасно скрипучим ступенькам на второй этаж. Там были бельевая, комнаты Журдена и Люка – их она не открыла, но указала на запертые двери, чтобы я знала, где они, и наконец привела меня к двери в задней части дома.

– А это ваша комната, госпожа. – Агнес распахнула дверь.

Она была прекрасна: с окнами, выходящими на реку, толстыми коврами на деревянных полах и кроватью под балдахином, на которой легко могли уместиться двое. Комната казалась простой и идеальной для меня, решила я, остановившись у маленького стола возле окна.

– Мсье сказал, что вы – госпожа Науки, – продолжила Агнес у меня за спиной. – Я могу принести вам любую книгу из библиотеки или бумагу и чернила, если захотите написать письмо.

Мне некому писать, мрачно подумала я, но заставила себя улыбнуться:

– Спасибо, Агнес.

– Пойду, принесу вам воды, чтобы вы смогли освежиться перед ужином. – Она присела в реверансе и исчезла за дверью.

Жан-Давид уже поставил мой дубовый сундук у изножья кровати. Я понимала, что должна разобрать вещи, но чувствовала себя очень усталой и вместо этого легла на кровать, глядя на воздушный балдахин. Знали ли о моем деле Агнес и Пьер? Доверял ли им Журден настолько, чтобы рассказать о моих воспоминаниях? А что насчет его сына, Люка? Знал ли он?

Я гадала, как долго здесь проживу, прежде чем мы отправимся за Камнем: месяц, полгода?

Время – моя старая Немезида – смеялось надо мной, и я закрыла глаза. Часы, словно издеваясь, тянулись невыносимо медленно. День казался месяцем, месяц – годом.

Мне хотелось спешить, поскорей достичь конца пути.

Я уснула: желания падали на дно моего сердца, как камни – в колодец.

Проснулась я перед рассветом, в самый холодный час ночи, резко сев в постели и не понимая, где нахожусь. Свеча на столе почти догорела. Я огляделась в тусклом свете и все вспомнила: я в своей новой комнате, в доме Журдена. Должно быть, я проспала ужин.