Пол Стюарт - Сокровище змеелова [litres]

Изо всех сил прижав ладонь к ране, Мика побежал. Воздух был неподвижен, и он не слышал ничего, кроме звука собственных шагов.

Что бы это ни было, теперь оно возвращалось. Потоки воздуха проносились мимо, бешено кружась, дёргая за плащ и норовя сорвать шляпу, и он почувствовал, как что-то ударилось о рюкзак на его спине.

Он оглянулся. Ужасающего вида копьё целилось ему в голову. Он успел увернуться, и оно отскочило от его плеча.

Он пробирался через запутанный лабиринт ущелий, пригибаясь и то и дело приседая. Рука была липкой от крови, которая сочилась сквозь пальцы. Он уворачивался от падающих камней и валунов, спотыкался о насыпи; в голове всё плыло, ноги слабели.

Кровь капала на камни. Дышать становилось всё труднее.

Он всё бежал и бежал. Вот уже высокие зубчатые скалы остались далеко позади; вот уже и то, что преследовало его, перестало за ним гнаться; вот уже и ночь накрыла его вязким туманом. А он продолжал бежать.

Силы покидали его, ноги отяжелели и при каждом шаге грозили подкоситься. Он с трудом сглатывал, хватая ртом воздух; боль в груди усиливалась, будто в его плоть всё глубже ввинчивали острый клинок. Мика рухнул, затем снова заставил себя подняться на ноги. Он еле-еле плёлся вперёд.

И тут он увидел его прямо перед собой: жёлтый свет в густом воздухе, будто сами камни были в огне. Секунду он колебался, но затем, шатаясь, направился к нему.

Тонкая струйка крови стекала на камни, по которым он ступал. Каждый раз, как он останавливался, кровь собиралась в маленькие лужицы; одна из них осталась у дверного проёма, через который он ввалился внутрь.

Он упал на колени и зажал обеими руками обильно кровоточащую рану, с трудом пытаясь отдышаться. Боль и тошнота накрывали его волнами. Голова кружилась, мерцающий свет и тени сливались в одно пятно. С тихим сдавленным стоном Мика провалился в небытие.

Мике снилось, что он снова там, в имении. Три месяца назад…

Гомон разгорячённых ликёром голосов разбудил Мику в его укрытии за бочками с дождевой водой в дальнем углу двора. Наступила ночь. Гости расходились, а окна балкона Серафиты были залиты золотистым светом ламп.

Он с трудом поднялся на ноги и подождал, пока голоса не стихнут, а затем прокрался через двор и оказался прямо под её балконом. Он задрал голову, приложил ладони ко рту и заухал, как сова. Её окна оставались закрытыми. Он снова ухнул, и его сердце бешено забилось: в проёме открывшегося окна появилась Серафита.

– Мика, – прошептала она. – Это ты?

Она оперлась на перила и посмотрела вниз. Их глаза встретились. Она нахмурилась.

– Я не думала, что ты придёшь.

– Прости, Серафита, – он в смущении шаркал ногами. – Но я ждал, когда разойдутся гости. У меня кое-что есть для тебя – к твоему первому празднику…

– Ну и? – спросила она. – Так и останешься там на всю ночь, болтаться одиноким петухом, или поднимешься поздравить меня как следует?

Мика забрался по шпалерам, которые расчерчивали стены дома, и вскарабкался на балкон. Серафита взяла его за руки и провела через открытые двери прямиком в свою спальню. Губы Мики растянулись в улыбке.

– Ты сегодня замечательно выглядишь, – сказал он.

Серафита отпустила его ладони и отступила на шаг. Она расстегнула серебряный зажим и распустила волосы. Затем подмигнула и покружилась перед ним. Её платье с изящной вышивкой переливалось, развеваясь, и Мике ужасно хотелось обнять её за тонкую талию.

– Отец специально его заказал, – сказала она. – К моему первому празднику.

Мика расстегнул куртку и вытащил свёрток, который прятал на груди. Он осторожно развернул ткань и достал вырезанную из букового дерева фигурку лошади на полном скаку, с развевающейся гривой и раздутыми ноздрями.

Это был Пешнег, конь Серафиты.

– Это… к твоему празднику, – запинаясь, сказал Мика.

Серафита приняла подарок, едва взглянув на него.

– О, Мика, – сказала она и небрежно положила резную поделку на туалетный столик. – Это так мило.

Мика посмотрел на фигурку – над которой он трудился столько ночей, стирая в кровь посиневшие от холода пальцы; за которую его избил Калеб, когда увидел, что Мика израсходовал на неё хорошее льняное масло; которая, он надеялся, даст понять Серафите, как он её любит и как она ему дорога…

Он с грустью смотрел на свою работу. Она оказалась ненужной. Грубой и безжизненной.

Рядом с ней лежала брошь, сделанная из филигранного золота, усыпанная по краям драгоценными камнями, а в центре на изысканном чёрном камне красовался силуэт лошади, вставшей на дыбы. Очень тонкая, совершенная работа…

– Будешь стоять там и глазеть всю ночь, деревенщина? – спросила Серафита.

Она притянула его к своему тёплому телу и увлекла к кровати…

Мика открыл глаза, силясь понять, где он. Он попытался привстать, но у него перехватило дыхание от резкой боли. Подняв руку, он нащупал повязку, сдавившую ему грудь и мешавшую дышать.

Человек в видавшей виды одежде сидел за каменным столом посередине каменной хижины и пристально изучал Мику. Увидев, что тот очнулся, он встал и подошёл к нему. Наклонившись, он протянул Мике кожаную флягу.

Мика приподнялся и сел, хрипло постанывая от боли. Взял флягу, обтёр её горлышко и сделал глоток.

Ликёр. Крепкий, резковатый и разгорающийся огнём в горле и груди. Мика вернул флягу мужчине.

– Ещё немного?

Мика облизнул губы. Ликёр был хорош. Мика поднял глаза на мужчину, предлагавшего ему флягу. Его бледно-голубые глаза смотрели равнодушно. Мужчина языком переместил кусок жёваного корня из одного уголка рта в другой.

– Ну?

– Вы уверены?

– Я не стал бы предлагать, если б не хотел поделиться, – выдавил он, взбалтывая содержимое фляги. – Будешь, не будешь – мне всё одно.

Мика потянулся за флягой, снова протёр горлышко ладонью и сделал глоток, а затем протяжно выдохнул, выражая одобрение.

По качеству напиток был чем-то средним между грубым самогоном с фермы и мягким ароматным ликёром, который он однажды пробовал, – из зелёного сосуда со сломанной восковой печатью. Он немного обжёг язык, но зато глаза после него не слезились, и Мика с удовольствием ощутил тепло, которое ликёр разливал по его телу. Мика вытер губы тыльной стороной ладони.

– Понравилось?

– Очень, – сказал Мика.

Он вернул флягу мужчине, тот поднёс её к губам и сделал глоток. Затем свёл брови, прищурился и наклонился чуть вперёд.