Сара Бреннан - Сезон ведьмы [litres]

– Гм, – хмыкнул Харви. – Если не ошибаюсь, один из них был парень. И почему ты называешь незнакомых людей ведьмами? Они, наверно, хорошие.

– Верно, – вздохнула я. – Я была ревнивой дурой. Ревновала и поступала глупо. Прости, Харви. О тебе я совсем не думала. Просто меня не отпускает мысль, что, когда мне исполнится шестнадцать, все переменится. Я понимаю, что у нас с тобой все не так серьезно, и, наверное, забегаю вперед… Но если даже все действительно переменится, мне бы хотелось, чтобы мы с тобой продолжали видеться.

Харви молчал. Должно быть, пришел в ужас. Наверняка пришел в ужас.

Я отважилась поднять глаза. Да, на лице Харви был ужас.

– А у нас что, не серьезно? – тихо спросил он.

– Ну, – запнулась я. – Знаешь…

– Ты хочешь сказать, что не считаешь себя моей девушкой? Но… но я уже целый год говорю всем, что ты моя девушка! И когда раскрашивал лица на ярмарке, всем про тебя говорил. И тетушке Милдред рассказывал, а она живет в доме престарелых во Флориде и каждый раз, когда звонит, спрашивает про тебя. Сабрина, я уважаю любое твое решение, но если ты не хочешь быть моей девушкой, могла бы сказать мне об этом раньше!

Харви задохнулся.

– Погоди, – нахмурилась я.

– Хочешь встречаться с кем-то еще? – продолжал Харви с еще большим отчаянием.

– Нет! – воскликнула я. – Нет. Я хочу быть твоей девушкой. А разве сейчас я твоя девушка? И разве ты мой парень? Это так и есть на самом деле?

– Мне… – Голос Харви дрожал. – Мне казалось…

– Целый год. Почему ты ни разу не предложил мне быть твоей девушкой?

– А почему ты ни разу не предложила мне быть твоим парнем? – парировал Харви. Потом смягчился, как обычно, тревожась, что даже малейшее острое замечание может кого-нибудь ранить. Склонил голову, заглянул мне в глаза, и его лицо словно оттаяло. – Брина, я боялся даже просто пригласить тебя на свидание! В конце концов организовал дружеский поход в кино всей компанией, а потом позвонил Роз и Сьюзи и попросил не приходить. Я раз десять пытался проделывать что-то подобное.

Как только Харви заговорил об этом, я сообразила, что в последнее время он действительно много раз звал всю нашу компанию в кино. Несколько дней назад, например, мы ходили на документальный фильм о природе. И я никогда не задавала вопросов, и в тот раз тоже подумала, что он просто хочет познакомить нас с интересными фактами из жизни морских львов.

А мне хотелось только побыть с ним.

Может, все так и есть, как он говорит.

А может, он так говорит только потому, что я наложила на него чары? Теперь не узнать.

– Приятно слышать, – проговорила я.

Еле заметная ободряющая улыбка на его губах погасла, потому что я не улыбнулась в ответ. Харви напряженно всматривался в мое лицо.

– Погоди-ка. – Он скинул рюкзак и опустился в высокую траву у колодца. – Говоришь, помнишь это место?

Я невольно посмотрела на реку. Тихая блестящая гладь, под которой скрыто и зеленое пальто, и колечко с бриллиантиком, и чьи-то кости.

– В общем, да, – подтвердила я. – Но смутно.

– А я так удивился, когда мы на школьной экскурсии нашли этот колодец, – признался Харви. – Думал, это знак. Например, это может быть – если я говорю глупости, так и скажи, – это может быть колодец желаний.

– По-моему, это не глупости.

Харви провел пальцами по траве, по рыхлой земле, по разбросанным камням.

– Ты мне очень нравилась, но я не знал, как в этом признаться. Нарисовал это место на картине, ты сказала, что тебе нравится, и я отдал рисунок тебе, и ты сказала, что сохранишь. Я думал, что, может, наконец наберусь храбрости позвать тебя на свидание. И загадал желание.

Харви постоял в высокой траве возле колодца, потом вернулся ко мне. Снова протянул мне руку, но на сей раз не для рукопожатия.

На этот раз он принес мне подарок. На ладони лежал маленький серый камушек. Я осторожно взяла его.

За прошедший год камень сильно полинял от времени и дождей, но на его ровной серой поверхности все равно различались царапины. Из них складывалось мое имя – Сабрина – и под ним торопливый набросок розы. Его не мог нарисовать никто другой, только мой романтичный художник.

Целый год под временем и дождем. Мое имя. Его желание. Мне казалось, я держу в руке золотой самородок.

На губах у Харви была та же робкая улыбка, какую я увидела десять лет назад, когда в первый школьный день подошла к незнакомому мальчику.

– Я хотел бросить камень в колодец желаний, но промахнулся, – признался он. – Томми всегда говорил, метатель из меня никудышный. В тот день я побоялся звать тебя на свидание. И много раз с тех пор тоже. Надо было бы позвать тебя в кино и сказать, что это свидание, но у меня даже на это смелости не хватило. Мне и в голову не приходило, что ты засомневаешься, нравишься ли ты мне. Боялся только, что я тебе не нравлюсь.

У меня стиснуло горло, в глазах помутилось от слез. Я крепко сжала камушек.

– Год назад моим единственным желанием была ты, – прошептал Харви. – После нашего первого поцелуя я знал, что никогда не захочу целоваться с кем-то еще. А в первый школьный день, вернувшись домой, я заявил брату, что женюсь на тебе.

Я моргнула. Харви прикусил губу.

– Дико звучит, правда? Ты наверняка считаешь, что дико. Прости. Мне было пять лет. Серьезно, Сабрина, я понимаю, что в последние недели веду себя странно. Не понимаю, что на меня нашло. Типа… я ничего не боялся и мог пойти на любой риск. А сейчас это вспоминается как в тумане. Наверное, это была реакция на стресс: я очень боялся, что Томми уедет. Но, видимо, перегнул палку. Прости меня.

– Твоей вины тут нет, – ответила я. – Это я во всем… Погоди, ты сказал, что перегнул палку?

Ни сегодня, ни вчера он не говорил, что я прелестна, как утренняя заря. Называл меня Бриной – привычным детским прозвищем, о котором словно забыл в те дни, когда пел мне дифирамбы. Он совсем не смущался, когда распевал серенады, расточал чрезмерные комплименты, сооружал цветочные гирлянды, а сегодня извинился. И смущается.

Не знаю как, не знаю почему, но я вдруг осознала: чары развеялись.

– Сам знаю, что перегнул. – Харви зарделся до корней волос. – Все то, что я говорил при встречах… Нет, я, конечно, говорил искренне, я на самом деле так думаю, но говорить об этом, пожалуй, перебор. И потом те цветы, и еще я пел кошмарные серенады – твои родные наверняка тебе рассказали…

– Мне никто не говорил ни о каких серенадах, – твердо соврала я. – Понятия не имею, о чем ты.

– Вот и хорошо, – обрадовался Харви. – Забудь о серенадах. И никогда меня о них не спрашивай. Мне и самому не верится, что я мог так себя вести. Наверное, потому что боялся подойти и напрямик признаться. Теперь я стану совсем другим. Постараюсь никогда больше не трусить.