Терри Пратчетт - Шляпа, полная неба

— Ладныть, ребя, — шепотом проговорил Явор Заядло. — Мы ни бум-бум, на че тута можно натыкнуться, так что крадемся на цыпках, как мыхи, ясно? Надыть сыскнуть мал-мал грамазду каргу.

Маленькие воины кивнули и двинулись вперед неслышно, как привидения.

Идти приходилось чуть в гору, впереди виднелись какие-то пригорки. Фигли настороженно подошли ближе, каждое мгновение ожидая нападения. Но ничего не произошло, и воины беспрепятственно вскарабкались на два небольших вытянутых кургана, пересекавшихся крестом.

— Верзунская работа, — заметил Грамазд Иан, когда они очутились наверху. — Прям как встарь, Явор.

Тишина впитала его слова без остатка.

— Мы ж в самой глуби балды нашеей мал-мал карги, — ответил Явор, нервно оглядываясь. — Почем знать, хто это навалял.

— Не по нутру мне оно, Явор, — сказал один из воинов. — Слишком уж тишно.

— Ах-ха, Чуть-в-уме Джорджи, слишком оно…

— Ты мое со-о-олнце, ты мое…

— Туп Вулли! — зарычал Явор, не оглядываясь на брата и по-прежнему осматривая странный мир вокруг.

— Ась, Явор?

— Че я те грил про вожмутительно не-по-до-ба-юс-чее поведенье?

— Это был опять тот-сам рядь, ах-ха?

— Тот-сам.

Они двинулись дальше, напряженно озираясь по сторонам. Вокруг по-прежнему царило безмолвие. Пауза, перед тем как грянет оркестр, затишье перед раскатом грома. Словно бы все маленькие тихие звуки холмов умолкли, чтобы уступить место одному огромному, оглушительному звуку, который вот-вот раздастся.

А потом они увидели Лошадь.

Они ее и раньше видели, на холмах. Но там она была вырезана на дерне, а тут… тут она парила в воздухе.

Явор Заядло поманил к себе юного гоннагла.

— Ой-как-мал Билли… Ты ведь гоннагл, ваш брат кумексает в поэзиях и снях. Чегой это? Чего она тут наверхах? Она не должна быть поверх холмьев!

— Это страшные таинствия, господин Явор, — сказал Билли. — Жуть какие мощные. Я пока ни бум-бум, как их понимать.

— Нашая карга ведь знает, каковы Меловые холмы по правде. Так с чего она сделала их тут не как всамделе?

— Я размышляю над этим, господин Явор.

— А ты не могешь рамышлевывать мал-мал поживей, а?

— Явор! — К ним подбежал Грамазд Иан, который ходил на разведку.

— Нды? — мрачно отозвался Большой Человек.

— Ты лучше сам позырь иди.

На вершине круглого холма стояла пастушья кибитка: на четырех колесах, с покатой крышей и трубой железной печки. Все стены внутри были обклеены желто-синими обертками от пачек табака «Веселый капитан». Тут были сотни оберток. На крюках висели старые мешки, а дверь была испещрена пометками — матушка Болен считала там овец и дни. Узкая железная кровать для мягкости была застелена мешками из-под корма и старой овечьей шерстью.

— Ты кумексаешь в этом, Ой-как-мал Билли? — спросил Явор Заядло. — Могешь сказать, хде сыскнуть мал-мал грамазду каргу?

У юного гоннагла сделался смущенный и неуверенный вид.

— Гм, господин Явор, вы ведь бум-бум, что я только недавно в гоннаглах. То есть песни-то я знаю и сказы тож, но у меня совсем нае опыта в таковых делах…

— Нды? — отозвался Явор. — А много ты бум-бум гоннаглов, что шкандыбарили сквозь каргины сны?

— Э… никогда о таком не слышал, — признался Билли.

— Ну дыкс, знатца, ты уже бум-бум побольше, чем все эти разумники. — Явор улыбнулся юноше. — Покажь все, на что ты приспособен, Билли. Большего не надыть.

Билли выглянул за дверь кибитки, глубоко вздохнул и выдал:

— Тогда я сказанул бы, что мал-мал грамазда карга прятается где-то здесь вблизи, как зверек, за которым охотятся, господин Явор. Это место — малая чуточка ее памяти, дом ее бабки, убежище. Я сказанул бы, что мы теперь в самой душе ее, в самой ее сердцевинке. В той частичке нашей карги, которая осталась ею. И мне страшно за нее. До зеленых чертиков страшно.

— С чегой?

— А ты сам погляди на тени, господин Явор, — предложил Билли. — Солнце все ниже.

— Ну дыкс солнце — оно завсехда…

Билли покачал головой:

— Нае, господин Явор. Ты ни бум-бум! Это ж не солнце грамаздого миру. Это солнце ее души.

Фигли посмотрели на солнце, на тени и снова на Билли. Гоннагл стоял, отважно выпятив челюсть, но его трясло.

— Когда наступнет ночь, ей Смерть придет? — спросил Явор Заядло.

— Бывает что и похуже Смерти. Роевник захватит ее всю, с головы до ног…

— Не бывать такому нипочем! — заорал Явор так громко, что Билли попятился. — Она могуча мал-мал красавка! Она Кральку отделала одной-единой скевародской!

Ой-как-мал Билли нервно сглотнул. Он согласился бы на что угодно, лишь бы не перечить Явору Заядло в эту минуту. Но продолжал стоять на своем:

— Звиняй, господин Явор, но тогда при ней было железо и она стояла на своей земле. А теперь она далеко-далеко от дому. И когда роевник найдет это место, он навалится и будет жать на него, пока ничего не остатнется. И тогда придет ночь, и…

— Я оченно звиняюсь, Явор. У меня идея.

Это был Туп Вулли. Все повернулись к нему. Вулли в отчаянии ломал руки.

— У тебя идея? — переспросил Явор.

— Ах-ха. И если я ее сказану, ты токо не гри, что это не-по-до-ба-юс-че, лады?

Явор Заядло тяжело вздохнул:

— Лады, Вулли, вот те зуб, не сказану.

— Ну дык вот… — заговорил Туп Вулли, нервно сплетая и расплетая пальцы. — Это ж еено место, ах-ха? Ееный дерн, еена земля. Дыкс, ежли она тута врага не одолеет, то хде тогды?

— Но он не явится сюда к ней, — возразил Билли. — Ему оно не надыть. Она будет слабнуть, слабнуть, и это место просто исчезнет.

— Ох, раскудрыть, — простонал Туп Вулли. — Но идея-то была хороша, а? Пусть и не вышло ниче.

Явор Заядло его уже не слушал. Он пристально разглядывал холмы вокруг пастушьей кибитки. «Голова нужна, не токо штоб бодать нале-напра», — сказала Джинни.

— Туп Вулли дело сказанул, — тихо проговорил он. — Эт’ еено место. Этая земля у ней в сердце. Здесь вражина ее тронуть не могет. Здесь у ней есть сила. Но если она не заборет чудище, эт’ место станет ей турьмой. Она будет сидеть тута и зырить, будто в мал-мал оконце темницы, как ее жизнь летит кошаксу под хвост, как ее ненавидят и пужаются. Дык от: мы приволочим вражину сюдыть, как бы он ни упирался, а тута ему и кирдыкс придет!

Фигли разразились ликующими криками. Они толком не поняли, о чем говорит Явор, но звучало оно хорошо.

— А как? — только и спросил Билли.

— Ну от надыть тебе было спросануть! — расстроился Явор Заядло. — Я так хорошо извилинами удумал, а тута нате…

Он обернулся — от двери, где-то наверху, донеслось тихое царапанье.

Поверх полустершихся старых пометок у них на глазах появилась новая надпись мелом, словно ее вывела невидимая рука.

— Буковы, — сказал Явор Заядло. — Она пытается нам чтой-то сказануть…