Дмитрий Байкалов - Звездная пирамида

– Это почему? – подал наконец голос Ипат.

Ной объяснил почему. Он работал артистично; не встречал бы я жуликов во время своих путешествий по Зяби – поверил бы. Он как дважды два доказал необходимость многочисленных предварительных переговоров тет-а-тет с разными влиятельными лицами и так ловко вернул разговор опять на денежный вопрос, что едва не убедил даже меня. Взятки надо давать! Взятки!

С этим-то я не спорил. Весь вопрос был только в том, не смоется ли Ной с деньгами, сколько бы ни было тех денег. В крайнем случае ему и медяков хватит, чтобы начать. Такому, как он, в Галактике только и жизнь, на Зяби ему давно уже тесно, там его знают…

– Я предложил выход, – горячился Ной, все еще сохраняя оскорбленный вид. – Не желаете отпустить меня в игорное заведение – не надо. Тогда сами предложите что-нибудь. Почему один я обязан думать?..

Он замолчал, меня никто не спрашивал, а Ипат с Семирамидой попробовали думать. Ипат ничего не надумал, зато наша сладкоголосая в два счета родила идею:

– Можно продать зародыш звездолета. Сколько они стоят?

– Смотря где, – пробурчал Ной. – Где-то на них есть спрос, а где-то его нет. Но миллионов двадцать-двадцать пять выручить можно.

– И ты молчал?! – Настроение Семирамиды изменилось в один момент. Вот что значит артистическая натура! По-моему, она была готова наброситься на Ноя с объятиями и поцелуями, а глаза так и сияли.

Я понял, что хочу я того или нет, а вмешаться мне придется.

– Э нет! Никаких почкований! Наш «Топинамбур» еще совсем детеныш, ему это вредно.

– А что такого с ним может случиться? – небрежно спросил Ной. – Лопнет, что ли?

– Не даст десяти потомков, как обязан по документации, – объяснил я. – Даст шесть или семь, а может, и всего штуки три. Хорошо, если здоровых, а то и дефектных. И рекламацию на Рагабаре не примут, скажут: сами виноваты. А нам для дела нужно не меньше пяти удачных почкований, и еще чтоб запас был на всякий случай…

– Это корабль тебе сказал?

– А кто же еще?

– И долго нам придется ждать?

– Чем дольше, тем лучше, а по минимуму еще дней двадцать пять-тридцать.

– Та-ак… – протянул Ной. – Ну, хоть не год… И что нам делать эти тридцать дней?

– Искать хорошую планету, что же еще. – Эти слова я адресовал главным образом Ипату. Но ответил, конечно, Ной:

– Искать? Где ее искать?! Опять наугад? Пробовали уже. Может, покажешь, раз такой умный?

Я вывел на стену карту этого участка Галактики. Ткнул в темную туманность, смахивающую то ли на перееханного самодвижущейся повозкой слона, то ли просто на чернильную кляксу.

– Вот тут.

Они начали вглядываться. По-моему, с непривычки у них зарябило в глазах. Я увеличил масштаб изображения. Клякса расползлась.

– Тут и звезд-то нету, – прогудел Ипат. – А разве бывают планеты без звезд?

От фермерской рассудительности, если принимать ее в больших дозах, можно сойти с ума.

– Есть тут звезды. Просто они в темном облаке. – Я вывел на карту россыпь светящихся точек – планет, входящих в имперскую пирамиду. – Видишь? Вот тут одна, с краешку туманности. Обитаемый мир, шестой уровень пирамиды. А где один, там, наверное, есть и другие.

– Внутри этой кляксы?

Я пожал плечами.

– А что в этом такого?

– Чем же они там дышат? – ужаснулась Семирамида. По-моему, тот же вопрос хотел задать Ипат, но она его опередила. И мне пришлось долго втолковывать им обоим, что космическая пыль никак не влияет ни на находящиеся в ней звезды, ни на дыхание туземцев, обитающих на планетах, кружащихся вокруг тех звезд. Ну не нужно тем туземцам дышать через тряпки! У меня даже язык устал, и я решил, что впредь буду отсылать их к звездолету, пускай он им объясняет.

– А «Топинамбуру» там будет хорошо, – закончил я. – Будет лететь сквозь туманность и кормиться ею. Где космической пыли нет, там он на голодном пайке. Вот как здесь, например.

– Он еще подрастет? – заинтересовалась Семирамида.

– Наверное, да.

– Это хорошо, – рассудительно заявила наша сладкоголосая. – Ты тогда заставь его для меня отдельную душевую вырастить. Нет, лучше ванную комнату… И солярий.

Кому что. Но она хотя бы не спорила и не визжала, так что я мысленно пообещал ей вырастить бассейн с ароматизированной водой, если она и дальше будет вести себя тихо.

Ной смолчал. Кто-нибудь посторонний мог бы подумать, что он переживает свое поражение, да только я-то давно уже понял: если он выглядит прибитым, значит, сам того хочет. Он, конечно, уже начал обдумывать какую-нибудь очередную комбинацию.

Не нравилось мне это.

А Ипат, пошевелив сколько надо мозгами и ушами, прочистил для пущей солидности горло и скомандовал:

– Будем искать в туманности. Цезарь!..

– Есть искать в туманности.

Вот это по мне. Командир командует, пилот пилотирует. А правильный, с точки зрения пилота, командир командует именно то, что пилоту надо.

Я мысленно приказал звездолету рассчитать курс к темной туманности. Вообще-то она имела свой номер в каталоге, да только он был мне не нужен – «Топинамбур» и так понял, чего я от него хочу. Звездолет рвался в бой, только что не ржал и копытом не бил. От усердия он вывел прямо мне в мозги не один, а с дюжину маршрутов, и голова у меня сразу затрещала. Я велел ему не хулиганить и оставить наивыгоднейший маршрут, а остальные убрать. Так… два нырка в естественные гиперканалы и один произвольный гиперпереход… всего пятнадцать стандартных суток… Годится.

А еще я оглянулся, чтобы посмотреть, кто из наших где расположился, и приказал кораблю пошевелить своими гравикомпенсаторами так, чтобы при старте Ипат и Семирамида повалились на Ноя. Очень он мне не нравился.

Ной взвыл, Семирамида взвизгнула, а Ипат заругался на меня. А я-то тут при чем? Почему как что, так Цезарь Спица во всем виноват? Я неопытный пилот, я еще только учусь. И вообще, надо было дать мне больше времени на объездку корабля, понятно вам?..

Интересно и непривычно: вот вроде только что чего-нибудь не знал, а прикоснешься к «Топинамбуру» лбом – и уже знаешь. Можно и не лбом, можно и вообще не прикасаться, но лбом надежнее. Оказывается, такие вот темные космические туманности издавна зовутся «угольными мешками». А что, похоже. Как-то раз я три дня жил при сельской кузне и видел там, какого цвета мешки, где хранился уголь.

В одном из них даже прятался, когда хозяин напился и искал, кого бы прибить.

Тут тот же самый цвет – угольный. Лезешь в эту туманность и боишься измазаться в саже с ног до головы, как трубочист. Глупо бояться – а боишься. И ничегошеньки вокруг не видно, разве что в инфракрасных лучах. Тут сразу становится понятно, что звезд в угольном мешке ничуть не меньше, чем в любом другом месте. Да что звезды, эка невидаль! Их-то тьма, да нам-то с того какая польза? Все равно обитаемых планет в Галактике в миллион раз меньше, чем звезд.