Лей Бардуго - Король шрамов [litres]

– Признаюсь, стихия воды – мое слабое место. Я родом из очень сырых мест. Никогда не любил дождь.

– Хочешь сказать, я могу призывать все стихии?

– Ну, а чем мы тут занимаемся? В этом и состоит наша цель.

На первый взгляд это казалось невозможным. С другой стороны, Юрис уже показал ей, что границы магии гришей гораздо шире, чем она полагала. Разве мы не есть все сразу – сочетание всех элементов? Эти слова запомнились Зое давным-давно, она прочла их в записях Ильи Морозова, одного из величайших гришей. Морозов высказывал теорию о том, что в Малой науке разделения на ордена быть не должно. Если всякое вещество делится на одинаковые мелкие частицы, то любой достаточно одаренный гриш, по идее, способен управлять этими частицами. Морозов надеялся, что создание усилителей и комбинирование их между собой – это верный способ приумножить силу гриша. Но что, если есть иной путь?

– Покажи.

Юрис зашевелился, кости с хрустом начали видоизменяться – святой принял облик дракона.

– Залезай.

Зоя заколебалась, нерешительно глядя на громадное чудище.

– Поверь, грозовая ведьма, такое предложение я делаю отнюдь не каждому.

– А вдруг у тебя испортится настроение, и ты меня сбросишь? – спросила Зоя, хватаясь за чешую на шее дракона, острую и прохладную на ощупь.

– Я хорошо тебя подготовил, ты выживешь, даже если упадешь.

– Весьма обнадеживающий ответ. – Зоя уперлась носком сапога в бок дракона и запрыгнула ему на шею. Сидеть на хребте было неудобно. Драконы не созданы для верховой езды.

– Держись, – сказал Юрис.

– Так вот что, стало быть, я… – Зоя охнула и намертво вцепилась в чешую; дракон хлопнул крыльями раз-другой и взмыл в бесцветное небо.

Ветер ударил ей в лицо, растрепал волосы, заставил глаза заслезиться. Зоя летала раньше – на искусственных крыльях, придуманных Николаем. Никакого сравнения с настоящим полетом. Она чувствовала, как Юрис двигается в воздушных потоках, как ходят мускулы под чешуей и даже как расширяются его легкие при каждом вдохе. Зоя ощущала под собой огромную мощь, вздымающуюся силу штормового моря.

Смотреть в Каньоне было не на что – сплошь голый песок и пустынный горизонт. Возможно, это сводило Юриса с ума – пролететь много миль и никуда не попасть, – но Зое было все равно. Пускай ее хоть вечно будут окружать эти пески и бескрайнее небо. Она радостно смеялась, сердце ухало в груди. Это ведь то самое волшебство, которое обещали сказки, детская мечта, до сих пор не сбывшаяся. Ах, если бы все это испытала та девочка, которой она некогда была!

– Открой дверь, Зоя, – слова пророкотали через все тело дракона. – Открой глаза.

– Так смотреть-то не на что! – воскликнула она и поняла, что ошибается. Впереди темнело пятно с рваными, неровными краями. Зоя моментально поняла, что это. – Разворачивайся! Я хочу назад.

– Ты знаешь, что нельзя.

– Поворачивай . – Ее кости наполнились силой грозы, она попыталась повернуть голову дракона.

– Зоя из затерянного города, – прогромыхал тот, – открой дверь.

Круто пикируя, дракон устремился к руинам Новокрибирска.

Зоя падала. Была камнем, летящим в бездонный колодец, и такой же бездонной была пустота у нее внутри. Не оглядывайся на меня .

Прошлое нахлынуло волной. Почему именно сейчас? Из-за Елизаветиных слов о ранах? Из-за подначек Юриса? Или причина – ежедневный страх захлебнуться смолой и постепенное отдаление Николая? Она совсем не хотела думать о Лилиане и обо всем, чего лишилась. Впереди – только ветер и тьма, сверху – мертвое серое небо, а под ней – развалины потерянного города. И все же в памяти Зои всплыло лицо матери.

Сабина была ослепительно красива, так красива, что и мужчины, и женщины останавливались посреди улицы, заглядевшись на нее. Однако Сабина заключила плохую сделку – вышла замуж по любви, за симпатичного молодого сулийца с широкими плечами и без особых надежд на будущее. Поначалу они были бедны, но счастливы, потом – просто бедны. Муж и жена голодали, еле-еле сводя концы с концами, и любовь их тоже истощилась. От бесконечной тяжкой работы и долгих зимних месяцев красота Сабины увяла, а душа ожесточилась. К своей дочке она была равнодушна.

Зоя отчаянно старалась завоевать мамину любовь: всегда была первой в учебе, всегда съедала только половину ужина, а вторую оставляла Сабине. Вела себя тихо, когда у Сабины болела голова, и воровала для нее персики из княжеского сада.

– Тебя за это выпорют, – осуждающе говорила мать, но съедала все персики до последнего и сыто вздыхала, а потом ее рвало за поленницей.

Все изменилось, когда Зоя попалась на глаза Валентину Гранкину, состоятельному каретнику из Стелта – первому богачу на много миль вокруг, дважды вдовому шестидесятитрехлетнему старику.

Зое было девять. Она не хотела замуж, но боялась рассердить мать, которая заботливо кружила и ворковала над ней, как никогда раньше. Впервые в жизни Сабина казалась счастливой. Она напевала на кухне и готовила изысканные блюда из мяса и овощей, что присылал жених.

Накануне бракосочетания Сабина испекла апельсиновые кексы и показала дочке дорогой кокошник, расшитый жемчугом, и свадебное платье, отороченное золотой тесьмой, – все это тоже прислал старик. Зоя не хотела плакать – слезы полились сами собой.

Издалека, из самого Новокрибирска, приехала тетя Лилиана. На свадьбу, думала Зоя, пока не услышала, как тетя уговаривает сестру все отменить.

Лилиана была младше Сабины, и о ней в семье говорили редко. Она без лишнего шума покинула родной дом, отважившись на опасное путешествие через Тенистый Каньон, и обосновалась в захудалом городке под названием Новокрибирск. Для одинокой женщины, впрочем, выбор оказался удачным: жилье здесь продавали задешево, а нехватка рук была такой острой, что женщин охотно брали даже на ту работу, которая при других обстоятельствах доставалась бы исключительно мужчинам.

– Лилиана, он не сделает ей ничего плохого, – резко произнесла Сабина. Зоя сидела за кухонным столом, касаясь босыми ногами дощатого пола. Перед ней стояла тарелка с нетронутым кругляшом апельсинового кекса. – Он обещал дождаться первых месячных.

– Мне поблагодарить его за это? – холодно ответила Лилиана. – Как ты ее защитишь, если он передумает? Ты продала собственного ребенка!

– Всех нас продают и покупают. По крайней мере, я отдаю Зою за хорошую цену, которая обеспечит ей безбедную жизнь.

– Скоро она достигнет призывного возраста…

– И что? Мы станем перебиваться на ее скудное жалованье? На службе ее или убьют, или сделают калекой, и тогда она до конца дней будет жить в бедности и одиночестве, как ты.

– У меня все хорошо.