Джон Краули - Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра [litres]

Еще несколько дней все повторялось, не всегда успешно, но достаточно часто. «Достаточно, – объяснил Служитель, – чтобы он был уверен: в каждом яйце в ее кладке будет его птенец».

Судьба продолжала указывать Воронам, что делать. Мать начала откладывать сине-зеленые яйца с черно-коричневыми пятнышками, а семье приходилось кормить ее в гнезде: она скорей умерла бы с голоду, чем оставила яйца без присмотра хотя бы на миг. Повсюду рыскали по-весеннему голодные твари. Даже другие Вороны не побрезговали бы яйцом, останься гнездо без охраны. Они подбирались слишком близко, опасные и до жути дружелюбные, и улетали только с возвращением Отца.

Она сидела на яйцах день и ночь, супруг спал рядом с ней, а по утрам и вечерам те, кто устраивался неподалеку, слышали, как они тихонько переговариваются, перекликаются, говорят все о том же – о старых гнездах, об улетевших птенцах. По утрам остальные вылетали на поиски редкой по весне пищи – прокормить себя и Мать, чтобы она была здоровой и толстой, чтобы все яйца покрывала толстая скорлупа, а внутри вызревали крепкие птенцы.

– Сколько их сейчас? – спросил Дарр Дубраули, вкладывая лакомство в рот матери.

– Пять.

Как правило, Вороны умеют считать только до пяти. Дальше идет «много».

– И будут еще?

– Надеюсь, что нет. Пяти вполне достаточно.

На солнечных опушках цветы горели в долгих солнечных лучах; множество серых веток, как обычно, породило множество цветов множества форм, будто они были спрятаны и только ждали случая выйти наружу. Весна привела и птиц, имен которых Дарр не знал, хоть и узнавал их песни. Где же все они были прежде? Он их слышал, но не видел.

– Тоже гнездятся, – объяснила мать, – и не хотят, чтобы их заметили. Но смотри в оба. – Она легонько шевельнулась на кладке. – Хорошие звуки. Питательные.

Она встрепенулась, будто почувствовала что-то, приподнялась и снова уселась.

– Я же первым вылетел из гнезда, правда?

– Вылетел? – усмехнулась Мать. – О да. Вывалился.

Дарр Дубраули расхохотался – он знал эту историю, потому и спросил.

– Все время высовывал голову наружу, лез на край, как бы я тебя ни толкала обратно. Голова большая, неуклюжая да на тонкой шейке. А потом, когда я кормила остальных, только и успела увидеть, как твоя попка перевалилась за край.

Это было его самое раннее воспоминание: падение сквозь ветви на землю, чуть смягченное подлеском. На миг все замерло и затихло, даже он сам – что-то заставило его замереть неподвижно, закрыть клюв, не кричать. Через некоторое время – которое показалось ему очень долгим – вниз спустился Отец, принес кусочек жирного мяса и положил в розовый рот. «Не шевелись». Он был слишком мал и еще не скоро хотя бы попробует взлететь; у каждого родителя в этом лесу уже появились дети, которых нужно кормить; кто бы поверил, что Дарра не съедят прежде, чем он научится летать.

– Меня бы съели! – смеялся он, снова слушая этот рассказ. – Съели, и я бы умер.

– Умер, – сказала Мать.

Много дней родители кормили его так часто, как могли, но маловато по его меркам и прятали там, где он лежал – серый, незаметный на фоне земли, – пока не сумели научить его летать и сидеть на деревьях. И ведь сумели: Служитель подбадривал его, а Отец подталкивал, пока Дарр не подпрыгнул в воздух, отчаянно взмахнув крылышками, а потом Отец просто подобрался под него и отнес на ветку, за которую Дарр и уцепился. Живой. А потом научился подниматься выше.

Мать снова встрепенулась на кладке, приподнялась и осторожно глянула вниз, на яйца.

– Так-так, – пробормотала она. – Снова-здорово.

Гнезда ужасны. Дарра Дубраули забавляет, что люди думают, будто птицы живут в гнездах. Большие, очень заметные постройки, в которых полно беспомощных птенцов, и их хотя бы иногда приходится оставлять одних, чтобы добыть для них пропитание, а им умишка едва хватает на то, чтобы не высовываться и не орать. За долгие годы детенышей Дарра ели Горностаи и Куницы, Сойки и Сорокопуты, они тонули во время ливней, вываливались, их выталкивали более жадные братья, а на земле им не везло, как повезло Дарру. Сплошные волнения, такая морока, что уже хочется вообще о них не думать и не беспокоиться, но переживаешь за них больше, чем за все остальное, вместе взятое.

Судьба.

– Вот, – сказала Мать, поправляя лапой надтреснутое яйцо. – Вот сейчас начнется.

Новым ртам нужно столько еды, что весной Вороны меняют повадки, становятся охотниками. В грядущие времена, когда Люди обратят на это внимание, они скажут, что Вороны могут истребить всех певчих птиц в округе – жестокие, безжалостные Вороны, черные убийцы. На самом деле, сколько бы птенцов Трясогузки или яиц Малиновки ни украли Вороны, в следующем году опять будет полным-полно Трясогузок и Малиновок.

Отец и Младшая Сестра приносили в гнездо на Сосне тяжким трудом добытых полупроглоченных лысых птенцов любого рода, выплевывали их, чтобы Мать разорвала добычу на кусочки и скормила своим детям; а потом являлся Служитель с яйцом Коноплянки в клюве, чтобы дать птенцам желток с зародышем, да и скорлупу тоже. Скорбели ли о пропавших родители в своих укрытиях в подлеске или на скалах? Об этом Вороны не думали, хоть и уважали смелость, с которой отчаянный Вьюрок и его подруга пытались отогнать Ворону, так ее потрепать, чтобы отпало желание охотиться за малышами.

Но у Дарра Дубраули вызревал иной план.

Даже в эти трудные дни он не забывал о двуногих созданиях в укрытиях на приозерном холме. О богатствах, которые они безрассудно швыряли своим четвероногим помощникам. Там бы хватило еды на целое гнездо и на всю весну, если только сумеешь ее добыть. Он думал о пастях четвероногих, которые скалили зубы, точно Волки, и рычали друг на друга. Он думал о том, как Воронам приходится иногда соперничать за падаль со Стервятниками; эти лысые птицы, неповоротливые и медлительные, с длинными хвостами и огромными крыльями, намного крупнее Ворон, так что трудно подобраться к самой лакомой добыче. Нужны по меньшей мере две Вороны: одна тянет Стервятника за потрепанный хвост и отпрыгивает, когда большая птица поворачивается, чтобы проучить нахала, – а вторая в это время выхватывает кусочек мяса. Потом Вороны меняются ролями. В эту игру можно играть и бо́льшим числом, так что каждая Ворона получает свою долю.

В общем, если бы Дарру удалось найти Ворон достаточно отважных, чтобы вместе провернуть этот трюк… У четвероногих на мусорной куче ведь есть хвосты, верно? Тут потребуется бо́льшая смелость, чем с неуклюжими Стервятниками, но… смелости ему было не занимать, да и другим тоже. Эти звери ловкие и любят гоняться за добычей, так что чем больше Ворон в деле, тем больший переполох они смогут устроить и больше еды заполучить.