Джон Норман - Приз Гора

Безусловно, эти мысли блуждавшие в её мозгу, были подобны туману, она была утомлена и наполовину спала.

То, что она была закована в цепи по рукам и ногам, а также то, что она уже получила некоторое представление о характере слинов и их возможной роли в гореанском обществе, помогло ей глубже оценить и понять природу своего рабство. Теперь её знание этого вопроса стали значительно глубже.

Теперь она лучше, чем прежде понимала, насколько беспомощной, насколько уязвимой она была. Теперь она лучше понимала то, что она и её вид действительно принадлежали мужчинам, что она и её вид были их собственностью, собственностью владельцев. Теперь она лучше, чем когда-либо прежде, понимала саму себя, что она была полностью подконтрольна мужчинам, целиком и полностью в их власти. Это не она была той, кто мог доминировать. Это было их прерогативой. Они доминировали над ней, полностью и безоговорочно.

Понимание этого внезапно глубоко взволновало, и даже возбудило Эллен. Она тихонько простонала, пытаясь понять неожиданные, тёплые, тревожащие её чувства зародившиеся глубоко внутри неё. Незнакомые ей прежде психологические импульсы начали заполнять её. Конечно, она знала, что должна вставать перед мужчинами на колени, выполнять почтение, и прочие ритуалы, но теперь, более чем когда-либо прежде, это казалось ей не только подходящими для неё, но и правильными. Но помимо этого теперь она ощущала в себе сильное желание, в буквальном смысле сильное желание, выполнить рабские ритуалы перед мужчинами. Теперь она сама хотела встать на колени перед ними и быть для них их рабыней. Никаким другим образом она не могла быть более женственной, более женщиной, более самой собой. Она была настоящей женщиной, полностью, уязвимо и глубоко. Она хотела подчиниться, она хотела служить, она хотела доставлять удовольствие.

Теперь уже она испугалась по-настоящему, и проснулась почти полностью. Впрочем, волнения этого дня и солнечное тепло быстро сморили её снова, и, несмотря на цепи и твёрдость полки, Эллен заснула снова.

Проснулась она внезапно. Чья-то рука, плотно и твёрдо прижалась к её рту, в зародыше гася рвущийся наружу испуганный крик.

Несомненно, мужчина, который положил руку на её рот, сделал это, потому что не хотел, чтобы спавшая девушка, проснувшись, вскрикнула от страха. В этом смысле он, несомненно, пытался быть добрым к ней.

Гореанские воины, тарнсмэны и другие, частенько занимаются похищением женщин из вражеских городов. В том, чтобы иметь женщин врага, служащих тебе как рабыни, нет ничего необычного, как на Горе, так и на Земле в прошлом. Можно не сомневаться, что в этом есть что-то вроде спортивного интереса, конечно, наряду с тем, что воину, служит прекрасная рабыня, за которую ему нет нужды платить. На ум приходит сравнение с соперничеством среди индейцев из разных племён, которые, кажется, наслаждались, убегая с похищенными друг у друга лошадями, когда это было, казалось бы, невозможно.

При похищении женщины похититель держит наготове кляп, который, когда она проснётся и естественно, рефлекторно, откроет рот, чтобы набрать побольше воздуха и закричать, кляп втискивают ей в ротовую полость, душе её крик. Потом рот быстро завязывают, чтобы удержать затычку между зубами, причём узел обычно располагается спереди. После этого её можно перевернуть на живот и, заломив ей руки за спину, связать их, потом так же связать её скрещенные лодыжки, и трофей готов к транспортировке.

С другой стороны, хотя намерение мужчины было несомненно разумным, достаточно безвредным и даже по-своему добрым, эффект от его действия на рассматриваемую рабыню оказался очень глубоким. Вне себя от страха, Эллен уставилась на него, поверх прижатой к лицу руки.

— Успокойся, кейджера, — негромко сказал мужчина.

Интересен эффект, который кляп оказывает на женщину. Возможно, он даже глубже, чем эффект от завязания глаз. Ведь язык женщины, наряду к её красотой, по крайней мере, с точки зрения мужчин, является её самым опасным и очаровательным оружием. Ну и, конечно, верно то, что лишённая этого оружия, что она обычно впадает в испуганное оцепенение. Она лишена того, что могло бы быть её самым мощным оружием, как нападения, так и защиты. В любом случае затыкание рта обычно тревожит женщину и вызывает в ней чувство чрезвычайной уязвимости и беспомощности. Соответственно, кляп, особенно если она — свободная женщина, часто делает её более робкой, более неуверенной, более покорной и послушной. Конечно, идеальной комбинацией будет, по крайней мере, в определенных целях, объединение кляпа с завязанными глазами.

— Я не собираюсь делать тебе больно, малышка кейджера, — сообщил он ей, и убрал руку со рта Эллен.

Она смотрела в мужчину, и ей казалось, что она всё ещё чувствует крепкое, сильное давление вокруг своего рта, где только что лежала его рука.

Потом он встал на колени рядом с ней. Эллен заметила, что Тарго стоит поблизости.

— Я готов расстаться с ней всего за пару серебряных тарсков, — заявил толстяк.

— Она — варварка, — бросил незнакомец.

— Ну, хорошо, для вас один серебряный тарск, — тут же снизил ставку торговец.

— Смазливая, — прокомментировал покупатель.

— Вообще-то я оговорился, — заявил Тарго. — Я хотел сказать три серебряных тарска.

— Но она варварка, — напомнил мужчина.

— Большинство не сможет отличить её от гореанской девки, — поспешил заверить его толстяк.

— Только если они не посмотрят на нее поближе, — усмехнулся покупатель.

— Ну, если на меня надавить, я мог бы позволить ей уйти, за два жалких серебряных тарска, — пошёл на попятный Тарго.

— Но она привлекательная, — признал мужчина.

— Она бегло и красиво говорит по-гореански, — указал продавец.

Эллен тут же пожалела, что он это сказал, поскольку, на тот момент это, конечно, было далеко от истины. С другой стороны, её прогресс в освоении языка, учитывая время, проведённое ей на Горе, а также мнение её наставниц, был более чем удовлетворительным. Это позже, опять же по мнению, по крайней мере, некоторых носителей языка, она действительно заговорила по-гореански бегло и красиво, но в то время ей было ещё очень далеко до этого.

— И при этом она слишком юная, — добавил мужчина.

— Но, несмотря на свою юность, она восхитительно сложена, не правда ли? — поинтересовался Тарго.

— Согласен, — кивнул покупатель.

— Присмотритесь к её фигуре! — призвал его торговец. — Разве это не рабские формы?

— Да уж, — усмехнулся мужчина. — Самые что ни на есть рабские.

Эллен, растянутая между двух колец, немного дёрнулась. Признаться, до сего момента она никогда не думала о своём теле с точки зрения демонстрации им «рабских форм». Что они могли иметь в виду? Она что, могла быть настолько волнующе привлекательной? Действительно ли она была столь очаровательной как женщина, что, скажем, стоила того, чтобы её вывели на сцену аукциона и предложили вниманию возбуждённых мужчин? Помнится, одна из девушек заявила, что она, вероятно, уйдёт с торгов за приличные деньги. Означало ли это, что мужчины будут соперничать из-за неё, предлагая всё более и более высокую цену, чтобы заполучить её? Была ли её фигура действительно такой, настолько изящной и прекрасной, настолько восхитительной, что это можно было бы признать рабскими формами? Могло ли это быть так? Эллен была потрясена, обрадована и напугана. Похоже, что, по крайней мере, часть тайны её гормонального богатства была выставлена напоказ в прелестях её, лежащей на спине, прикованной к кольцам, фигуры. Очевидно в её фигуре проявились, причём недвусмысленно, эти самые рабские формы, а вместе с ними и другие сопутствующие обстоятельства, интеллектуальные, эмоциональные и психологические, свидетельствовавшие о её изысканной женственности и желании покориться и отдаться, причём отдаться любому. И тогда Эллен попыталась лежать настолько спокойно, насколько это было возможно. Просто она боялась того, что в её даже самом незаметном, небрежном, рефлекторном, почти протестующем движении, которое она могла бы сделать, проскочит нечто, что позволит предположить, или даже уверенно заявить о широте и глубине её рабскости, ещё более ясно продемонстрировав те рабские формы, о которых они говорили. Но ведь в том, что у неё были рабские формы, не было её вины. Это было заложено в её природе. Она ничего не могла поделать с тем, кем она была! Само собой, Эллен решила постараться скрыть то, кем она была. Никто не должен был заподозрить, что она была рабыней! Она должна попытаться отрицать это даже перед собой, как она уже отчаянно делала это в течение многих лет на Земле. Конечно же, это неправильно быть той, кем она была в глубине души! Конечно, следует придерживаться, насколько это возможно, такой линии поведения, и даже образа мышления, который позволит исполнить культурные императивы, который будет соответствовать идеологическим требованиями, наложенным извне желаниям. Но не будет ли это рабство неискренним, ложным, лицемерным, никчёмным, рабством гораздо менее достойным, чем простое признание своей собственной сущности, высказанное открыто? Какого внутреннего конфликта можно было бы избежать таким признанием! Тем не менее, Эллен лежала очень спокойно, но при внешнем спокойствии её тела, её сознание рвалось в клочья, сокрушённое мучительными сомнениями и разбегающимися мыслями. Он не должен прикасаться к ней! Она знала, что была рабыней.