Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

Те аргилы, которые много часов назад на рассвете вступили в бой с колесницами, были (точно так же, как и их противники) защищены легкими доспехами из клееной кожи и вооружены только мечами. Но аргильская конница, которая смыкала сейчас клещи вокруг королевского отряда, оказалсь совсем иного рода. На всадниках были кожаные, укрепленные стальными пластинами панцири, цельнометаллические, защищающие лицо шлемы, набедренники и наголенники, в руках – длинные копья. В открытом бою, лоб в лоб, они никогда бы не одолели рыцарей Королевства: те «тяжелее» да и лучше обучены конному бою, но удар с двух флангов практически не оставлял защитникам Королевства шансов. Арлибий мог вощить таблички для описания величайшей победы Асия, гениального сына Олии. Алций, будь он жив, мог сочинять поэму во славу Сюдмарка, вновь утвердившего свои права на власть над другими народами и прославившего свое имя.

Но ни Алция, ни Арлибия здесь не было. Здесь был Рейнхард, и он не собирался сдаваться, не испробовав всего, что в его силах.

Троим уцелевшим метателям даже не пришлось совещаться – всем им одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Разом навалившись на колеса единственной уцелевшей метательной машины, они развернули ее в сторону противника, накидали в корзину горящих обломков и разом повисли на веревке, отправляя в полет свои «снаряды». Выстрел оказался не слишком точным. Большая часть обломков упала на землю в стороне от конников или далеко перед ними, однако две или три пылающих головни упали в траву прямо перед всадниками. Лошади испугались, бросились в стороны, а двое всадников, перелетев через головы своих коней, свалились под копыта. Отряд, и без того уже лишившийся командира, был смят и остановлен.

На севере тоже кипел бой. Армеду удалось собрать у стен города дюжину уцелевших колесниц, и сейчас он, не ожидая приказа Хильдебранда, двинул свой маленький отряд наперерез коннице Сюдмарка. Они сшиблись на полном скаку, и второму отряду аргильцев пришлось остановиться: снова лошади падали на землю, придавливая людей, колесницы переворачивались, люди вонзали копья в брюхи коней, всадники и спешившиеся колесничие сходились друг с другом врукопашную. От маленького отряда Армеда не осталось почти ничего, но строй аргильских всадников был нарушен и выиграно драгоценное время: королевские рыцари ударили в спину пехотинцам Сюдмарка. Этот натиск оказался слишком стремителен, чтобы воины Сюдмарка, только что штурмовавшие городские ворота, успели перестроиться и занять оборону. Лишь наиболее дисциплинированные из них смогли развернуться, встретить врага лицом к лицу и даже бросить в первые ряды подступающей конницы свои копья, но опрокинуть королевских конников было не так просто, как неопытных аргилов, впервые севших на лошадей в тяжелом вооружении. Рыцарский клин раскрылся, словно цветок, «растекся», мгновенно охватил уцелевшую пехоту Сюдмарка с флангов и смешал ее ряды, а затем окончательно «рассыпался», и каждое «копье» из двух-трех рыцарей и их оруженосцев превратилось в самостоятельную боевую единицу, хорошо защищенную, сплоченную и готовую действовать по обстоятельствам. Городское ополчение, воодушевленное таким успехом, бросилось на помощь рыцарям, и бой вскоре превратился в подавление последних очагов сопротивления, а потом и просто в бойню. Пехотинцы Сюдмарка, объединяясь в группы по три-четыре человека, пытались спрятаться в опустевших домах предместья или вставали спина к спине, сражаясь до конца, но их участь была решена.

Немногие уцелевшие конники и штабные офицеры бросились в бегство на север, но вскоре оказались зажаты в узких оврагах и перебиты. Пленных по первой прикидке набралось не больше двух-трех сотен.

Эгери старалась держаться поближе к лесу, сама толком не зная, что ей предпринять дальше. Разумнее всего – снова превратиться в волчицу и уйти в леса, но она чувствовала себя слишком измученой и подавлена для такого превращения. Поэтому когда к ней подъехал всадник в зеленом плаще и ухватил ее лошадь за поводья, Эгери испытала что-то вроде облегчения: наконец-то ей не надо самой заботиться о своей судьбе. Всадник, похоже, только что скинул доспехи, его стеганая куртка была вся в порезах и жирных пятнах от плохо чищенной кольчуги. Эгери поискала глазами фляжку у него на поясе и, не найдя, досадливо цыкнула языком: рот все еще был полон непривычным и тошнотворным вкусом человеческой крови.

– Госпожа, вы моя пленница, – сказал ей всадник. – Назовите свое имя.

– Эгери, дочь Кальстана из рода Харда Юного, – ответила она устало.

– Отлично, отлично. – Всадник, совсем еще юноша, снял шлем и лег на шею своей лошади, переводя дыхание. – Просто отлично, – повторил он. – Я – Рагнахар, сын Стакада, из рода Кельдингов, здешний король.

И добавил, смахнув пот со лба:

– Рад знакомству.

Карстен сам положил монеты на веки убитых, чтобы их мертвый взгляд не смог задеть никого из собравшихся на похоронах, сам поставил на стол раскрошенный хлеб и миску с водой, чтобы тени могли поесть и искупаться перед дальней дорогой, широко раскрыл окна и вышел из комнаты, оставив мертвых в одиночестве. Вскоре вечно копошившиеся во дворе возле конюшен воробьи осмелели и стали залетать через окно в комнату – поклевать хлеб, поплескаться в воде. И каждый из них уносил на своей бурой спине в синее небо одну из душ, погибших в тот день.

Вечером за мертвыми пришли родичи из деревень. Тела опустили в землю на старом кладбище в роще близ замка, где не было ни одного надгробного камня: все и так знали, кто где лежит, а чужим до этого нет дела. Чужане похоронили своих тут же, подле людей Королевства, а на могилах сожгли свитых из соломы коньков.

В большой столовой рядом с кухней прямо на столах Мильда, Радка и Берга с Аэллис перевязывали раненых. Карстен заглянул туда, убедился, что все в порядке, и пальцем поманил Радку:

– Давай сюда, поможешь мне. Лучинку прихвати.

Он повел девушку в свою комнату и разложил на столе карту окрестностей, составленную Сайнемом и Дудочником. Карстен размотал карту, так чтобы видно было морское побережье, и обожженным концом лучины отметил у берега остров – тот самый, который они с Радкой обследовали вначале. Потом на глаз отметил положение разрушенного моста, ориентируясь на расстояния от реки и дороги. Спросил:

– Как на твой глаз будет? Верно?