Дмитрий Скирюк - Осенний Лис [litres]

– Эй! Кто-нибудь! – позвал он.

Ответа не было.

Жуга поднялся, медленно распрямляя занемевшие ноги, и двинулся, пошатываясь, вдоль берега. Покосился на запястье. Браслет был на руке.

Тошнило. Хотелось есть. Усталость давила на плечи. Свинцом наливалась поясница. Жуга остановился, заложив ладони за ремень, и снова огляделся. Места вокруг были знакомые – по странной прихоти судьбы бурные воды выбросили травника неподалёку от пасеки, где остался погостить Милан.

«…Ремень?!»

Травник поспешно задрал рубаху.

На чёрной пряжке тяжёлого серого кольца, обёрнутого вокруг пояса, мерцал, ухмыляясь, танцующий лис.

– Вот чёрт… – пробормотал Жуга, поскрёб рисунок ногтем и закусил губу.

Он опустил рубаху, помедлил, выбирая направление, и снова углубился в лес. Путь шёл вверх. Он часто останавливался и отдыхал, привалившись к дереву (вряд ли он поднялся снова, если б сел). Лес поредел, сквозь ветви замаячили стоящие рядами ульи, и вскоре травник услышал голоса.

– Не умеешь ты, Бертольд, мёд есть, – ворчливо говорил один. – Вот, помнится, Жуга, тот умел. Возьмёт лепёшку, маленькую ложку мёда сверху и ест, любо-дорого взглянуть. Не то что ты – как мёду зачерпнёшь, пчёлы в обморок падают.

– Ни черта он в мёде не понимал, даром что травник, – отвечал второй. – Маленькую ложку, ишь ты… Это ж мёд, а не горчица! Там вино ещё осталось?

– Угу.

– Давай, что ли…

– Давай.

Стукнули кружки.

– Жаль парня.

– Ну, дык… Не то слово! Там так рвануло – один только дым остался.

– Да… Дым – это того… Гм. Ты, часом, не куришь?

– Нет.

– Это ты зря.

Жуга улыбнулся и медленно зашагал вниз по склону.

– Два месяца спустя мне довелось услышать одну историю, – говорил Жуга. – Её рассказывал парнишка в придорожном кабаке. Он работал на морском пароме, в заливе. И однажды весной, холодным тёмным вечером к нему пришёл двараг. Он предложил ему работу той ночью и щедро заплатил вперёд. Парень согласился и вывел в море свой паром. На палубе были только он сам и этот старый гном, и больше никого, но парень говорил, что паром сидел в воде по самую палубу, будто был нагружен выше всякой меры. Он сплавал три раза туда и обратно, и в последний раз, отдавая пареньку вторую половину платы, гном сказал: «Ты поступил честно, не испугался и не обманул меня. Хочешь взглянуть, что ты перевозил сегодня? Надень вот это», – и гном отдал ему свой колпак. Парень надел его и увидел… Их было много там. Десятки, если не сотни. Они стояли на камнях, на берегу залива, ожидая своего предводителя. Сверху падал снег, а они просто стояли и молчали.

«Исход колена Синдри, – подтвердил медведь. – Малый народ постепенно уходит на север и дальше. Жаль. Хотя, быть может, это к лучшему для них».

– А тот старый двараг…

«Это был Севелон».

– Понятно… – Травник потеребил браслет. Камень на нём переливчато мерцал. Медведь поднял голову.

«А ты, что же, всё это время был один?»

– А почему ты спрашиваешь?

«Надо».

Травник помолчал и отвёл взгляд.

– Нет, – сказал он. – Не всё время. Не такой уж я дурак.

– Nevermore!

Огромный ворон переступил и замер недвижим, полуприкрыв глаза прозрачной плёнкой век, будто и не он только что выкрикнул неведомое слово. Народ загомонил: «Ишь, раскричался… Да нешто где так люди говорят?»

– Слыхали? – Горбун осклабился и погладил птицу кончиками пальцев. Ворон не шелохнулся, остался сидеть на его плече. Похоже, шум толпы нисколечко его не волновал. – Мне подарил его один моряк по прозвищу Хью Смолёный.

– Хую? – переспросил с усмешкой рябой, бородатый, богато одетый крестьянин. – Звучит не слишком прилично! За дело прозвали или так?

Молодуха, что стояла рядом, прыснула в кулак и закрыла фартуком лицо. В толпе загоготали.

– И чего он, значит, сказал?

– Сказал: «Больше никогда».

– А на каком это языке?

– Саксов!

– Эва куда хватил… А энто где?

– Вон там. – Горбун махнул рукой. Толпе, похоже, этого хватило. – Ну что, полюбовались говорящей птичкой? А сейчас – чудо из чудес – наша малышка расскажет любому, кто он есть, кем был и что его ждёт, а чтобы вы не думали, будто мы заранее всё разузнали, я ей завяжу глаза вот этой повязкой!

В толпе нашлись желающие проверить, так ли уж плотна тряпица, и после долго тыкались по сторонам с завязанными глазами под общий хохот поселян. Тем временем из фургончика выбралась невысокая темноволосая девчушка лет пятнадцати, отряхнула от соломы простенькое платье, с улыбкой кивнула горбатому зазывале и с готовностью подставила голову. Полоска чёрного сукна легла ей на глаза.

– Видели? Вот так. – Горбун поворотился к публике. – Ну, кто желает?

Девчонка двинулась по кругу, вытянув руку перед собой. Народ притих.

– Ну, кто? Ну, поселяне, испытайте судьбу! Мужики вы или нет? Кто первый? С первых денег не берём.

Высокий белобрысый парень протиснулся через толпу.

– Была не была! – Он протянул руку. – Давай, девка, угадывай.

На несколько мгновений воцарилась тишина.

– Тебя зовут… Миодраг, – сказала негромко девушка. – Ты с юга, из деревни Миловице. Приехал сюда вчера, а дома у тебя жена и двое детей… Два сына. Так?

Лицо у парня вытянулось.

– Так…

– Ты приехал на ярмарку купить коня, купил и уезжаешь вечером.

– Но…

– Не ходи обмывать покупку, не то лишишься кошелька, а может, и лошади тоже.

– Спасибо… – ошарашенно пробормотал белоголовый.

– А ну-ка, я! Я! – пролез к девчушке бородач. Схватил её за руку. – Давай про меня расскажи. Чего там, а?

Та помедлила, и всем стоящим рядом почудилось, что на губах её промелькнула усмешка.

– Ты – Болеслав по прозвищу Куделя, у тебя лавка в Тырговиште. Приехал ты сюда, сказав жене, что едешь к другу в Марген, а сам три дня не вылезал из тутошней корчмы. А ещё ты…

– Жена?! – подбоченясь, визгливо крикнула молодуха. – Ты же вдовцом назвался! Ах ты, старый кобель!

Неведомо откуда оказавшаяся в её руках новенькая хлебная лопата обрушилась крестьянину на голову.

– Да что ты, что! Марица! – отбрыкивался тот, прикрываясь руками под хохот толпы. – Кому ты веришь! Дык…

– Молчи, прохвост!

В толпе захохотали, и рябой крестьянин, посрамлённый, поспешил убраться.

В толпе зашевелились:

– Я!

– Мне погадай, дочка.

– Скажи-ка лучше, где пиво крепче!

Горбун, ссадив на жёрдочку чёрную птицу, двинулся по кругу вслед за девкой с шапкою в руках.

– Праведный праздник для праведных граждан – что отточенный серп для спелых колосьев! Давай, народ! Накопил деньжат, так не жадись! Всё расскажем, всё обскажем! Кто, зачем и почему! Бросай, кому сколько не жаль!