Дмитрий Скирюк - Осенний Лис [litres]

Мельница оказалась старая, но сруб был ещё крепок. Чинить её сейчас всю, целиком и полностью, у Олега не было ни времени, ни желания, и дело отложили на весну, решив просто подновить дырявую крышу, пока не начались дожди.

Жуга с каждым днём ощущал, как растёт в груди знакомое до боли напряжение, предчувствие недоброго. Впрочем, то могла быть простая усталость. Каждый день взгляд его всё чаще останавливался на чёрной воде мельничного пруда, Жуга подолгу сидел на берегу, слушая лес и думая о своём. Было в окрестностях старой мельницы нечто странное. Никто сюда не ходил, хотя полно здесь росло и ягод и грибов – почти не отходя от пруда, приятели каждый день набирали чуть ли не ведро крепких, ядрёных боровиков. Здесь редко дул ветер и совсем не было птиц и другой живности, лишь ниже по течению ручья поселились бобры – там была вторая плотина, ими же и построенная. Изредка можно было слышать, как валятся с треском молодые деревца на их лесосеке да шлёпают по воде плоские чешуйчатые хвосты.

И ещё одна заноза не давала Жуге покоя. Мельница была стара. Давно сточились деревянные шестерни. Треснул и раскололся жёрнов. Почти совсем стёрся кованый вал. Воды в жёлобе было мало, и напор её был так слаб, что не смог бы и пескаря затянуть, не говоря уже о том, чтоб колесо крутить.

А колесо крутилось.

Олег пробовал его останавливать. Сделать это удавалось без особого труда, но едва лишь убирали запорный брус, тёмная громада вновь начинала своё неторопливое вращение. Жуга предложил перекрыть колесу воду, но «кумпаньоны» по разным причинам так и не решились это проделать, да и времени не было.

Жуга подначил Олега спросить у поселян, кто был прежний хозяин мельницы, куда исчез, как звали, да и был ли он вообще, но те всё больше отмалчивались, и тогда Жуга сам решил выяснить, почём в лесу петрушка. Он взял котомку, пересчитал менки в кошельке и отправился в ближайшую деревню. Вернулся травник далеко за полдень, принёс пареной репы, крынку молока и большой румяный кныш с гречневой кашей и грибами. Стосковавшиеся по свежему хлебу приятели в два счёта всё это умяли, и лишь после еды Олег поинтересовался, удалось ли другу чего разузнать.

– Моргун его звали, – хмуро, с неохотой ответил Жуга. – Жил он тут один, обходился без помощников, а куда после девался, не знает никто. Уж года три как нет его. Ходит слух, будто с нечистым он знался, заговоры всякие творил, держал на мельнице то ли козла чёрного, то ли кота такого же… В общем, всякое говорят, да всё больше дурь несут.

– Люди чего только не скажут, – буркнул недовольно Олег. – Слыхал я краем уха про него, Моргуна этого. Смурной был мужик, верно. Ну так что с того? Поселись отдельно да кошку заведи, так ты уже и колдун. А настоящих колдунов, поди, и не видали никогда, так, бабки-травницы.

– Твоя правда, – кивнул Жуга, собрал с платка хлебные крошки и отправил их в рот. Посмотрел на колесо. Нахмурился, ничего не сказал, надел рукавицы и взялся за топор.

Осень заставляла друзей торопиться. Они работали – валили деревья, рубили брёвна на щепу и в меру сил чинили кровлю.

Так прошло ещё три дня.

На четвёртый к ним пожаловал гость.

Он шёл неспешно, неслышным мягким шагом. Вёл в поводу осёдланную лошадь. Над правым его плечом, затянутым в потёртую кожу старого полукафтана, рифлёной чёрной свечкой торчала рукоять меча. Один бог знал, что влекло его сюда, но шёл незнакомец уверенно, не оглядываясь и не сворачивая. Лошадь, гнедая поджарая кобыла, ступала тихо: мягкая лесная земля начисто глушила стук её некованых копыт. По обе стороны от седла приторочены были два тюка и длинный мохнатый свёрток чёрной овчины.

Немного не дойдя до пруда, путник остановился. Сквозь хрупкое переплетение нагих ветвей уже проглядывала тёмная бревенчатая коробка старой мельницы. На все четыре стороны разносился бодрый перестук топоров. Работали двое – снимали кору или кололи щепу: удары были негромкие, острые. Временами топор звонко тенькал, соскальзывая – видно, плотники были неопытные. Слышался приглушённый плеск воды.

Незнакомец осмотрелся, забросил поводья на спину лошади и осторожно двинулся вперёд, рукою отводя нависшие над дорогой ветви. Лошадь послушно осталась на месте.

…Коротким ударом Олег вогнал топор в очищенное от коры бревно и разогнул усталую спину. Сморгнул с ресниц набежавший пот и только теперь заметил пришлеца. Заметил и вздрогнул – так внезапно и неслышно возникла в тени старого плетня сухая, затянутая в чёрное фигура. Заслышав, как смолк топор в руках друга, обернулся и Жуга.

Воцарилась тишина. Оба настороженно разглядывали незваного гостя. Падали листья. Крутилось колесо.

Ожидать от незнакомца можно было чего угодно – много странных людей бродило по дорогам из города в город, из одного воеводства в другое, и каждый искал своё: один – лучшей доли, другой – выгодного дела, третий слепо гонялся за удачей, а кое-кто и вовсе караулил лёгкую добычу на большой дороге. Им не были преградой бесчисленные границы, проведённые тут и там мелкими дворянчиками, каждый из которых именовал себя не иначе как королём. Им было всё равно, какие земли простираются окрест – Хоратские горы или болота Белополесья, христианская Либава или языческие Мазуры. Им даже без разницы было, как зовутся здешние княжества – Валиницы, Махагам или Мравская Стойна – всё равно нескончаемые споры, раздоры и междоусобицы перекраивали карту по десять раз на дню. Земля же носила всех, не спрашивая, кто, откуда и куда.

Олег не смог бы сразу сказать, откуда пришёл этот человек. Среднего роста, загорелый до смуглой черноты, беловолосый, с мечом за спиной, он походил на наёмника-кнехта. На нём были высокие, до колен, сапоги для верховой езды, чёрные штаны и такой же чёрный кожаный полукафтан, какой обычно надевают под кольчугу. Рукава до самых локтей покрывала густая россыпь круглых, сходящихся на конус металлических бляшек. На шее чужака, как раз там, где кончалась шнуровка кафтана, багровел недавний шрам – неровный рваный полумесяц. Спокойный, неподвижный, незнакомец стоял, ссутулившись, возле почерневшей бревенчатой стены и рассматривал двоих друзей. Ни один мускул не дрогнул у него на лице, двигались только глаза: вправо – влево, взгляд на Олега – взгляд на Жугу.

Молчание затягивалось. Олег подумал, уж не драки ли ищет чужак, потом заподозрил, что тот немой, и уже совсем в этом уверился, как вдруг странник заговорил.

– Бог в помощь, – беззлобно сказал он и снова оглядел двоих друзей. Выговор у него был мягкий, явно нездешний, но, опять же, не ясно, каковский.

– Благодарствуем, – ответил за обоих Олег и стянул рукавицы. – Ты кто такой будешь?