Тесса Греттон - Королевы Иннис Лира [litres]

Он, конечно, не следовал этой рекомендации, избегая толпы, так что, вздохнув, Тир оттолкнулся от колонны. Размеренным шагом он двинулся в комнату. Мальчик пробирался сквозь толпы взрослых, некоторые из них смеялись, а некоторые, напротив, сплетничали с озабоченными лицами. Все пили теплое вино из жаровен, подвешенных над раскаленными углями. Тир сам взял чашку и выпил половину, несмотря на то что знал – вино вызовет розовый цвет на его щеках.

Целью Тира был принц Аремории, Моримарос. Он был старше Тира на семь лет. Его мать сказала, чтобы он ухаживал за одной из дочерей Лира.

Тир подошел к принцу, надеясь, что торжественное выражение лица придаст ему возраст и мудрость черт.

Моримарос кивнул. Его темно-синие глаза скользнули по лицу мальчика.

– От Коннли? – спросил принц.

Тир поклонился:

– Единственный сын герцога.

– Мы слышим прекрасные вещи о твоем уме и амбициях, молодой Коннли, – сказал сын графа Росруа, который, вероятно, вот-вот получит титул. Он стоял на противоположной стороне от Моримароса. – Добро пожаловать в наши ряды.

Тир поклонился, хотя и чуть-чуть. То, что он слышал о наследнике Росруа, не должно было дойти ни до кого в Аремории.

– Я надеюсь, Дондубхан вас впечатлил, – обратился он к Моримаросу.

– Да, твой народ очень дружен.

« Странная реакция» , – подумал Тир. Он ожидал, что Моримарос заговорит о массивном черном Тариннише, или о раскинувшемся Звездном поле, или о старых крепостных валах замка, о стенах в двенадцать футов толщиной или о сторожевой башне. Это было бы куда как более интригующе.

– Так и есть, но думаю, точно так же и в Аремории.

Моримарос сделал паузу, словно понял, что сделал странное сравнение.

– Я думаю… это как разница между нашими и вашими лесами. У вас меньше видов деревьев. Сосны, дубы и деревья поменьше находятся на юге, но только самые выносливые здесь, на севере, где почти нет деревьев. Они стоят сильные и одинокие, но все же густые и бессмертные. В лесах Аремории сотни видов деревьев. Они образуют леса – обширные и удивительные леса, – но эти деревья не такие уж и необычные.

Тир понял его нутром и сразу.

Наследник Росруа усмехнулся:

– Это потому, что наши деревья говорят: «Ваше высочество». Как пожилые женщины, которые держатся вместе и держат всех в узде, но каждая со своим мнением.

Пожилой мужчина, которого Тир не знал, но который носил пояс со штампом асторовского лосося, сказал:

– У нас здесь действительно растет много деревьев. Я уверен, принц, именно они вас интересуют.

Нахмурившись, Тир решил узнать имя этого дурака и держаться от него подальше. Дочери Лира были дочерями Лира, а не просто чужеземными деревьями.

Ареморский принц просто кивнул.

– Старшая, – сказал сын Росруа, – конечно, выйдет замуж за господина.

«Элсон, вот как его звали!» – вспомнил Тир.

Дурак из Асторы кивнул.

– Действительно. Между ними есть тесная связь, а какой человек не захотел бы переспать с ней? Она великолепна. Приз жеребца.

Все собравшиеся, даже Тир, посмотрели в сторону Гэлы Лир. Она стояла рядом с высоким стулом, на котором пировала. Ослепительная белизна ее платья и белая вуаль, накинутая на короткие волосы Гэлы, делали ее кожу темнее. Выражение ее лица традиционно было суровым, полным горя и презрения. Война отражалась в ее свирепых глазах, хотя девушка с готовностью отвечала на вопросы герцога.

– Ему было пятнадцать, когда она родилась, – сказал Элсон.

Внимание Тира, пронзенного стрелой судьбы, почти сразу переключилось на вторую дочь Лира.

Риган.

Она была прекрасна. Наполовину скрытая за старшей, проклятой звездами сестрой, Риган стояла, мягко прижав плечо к спине Гэлы в качестве поддержки или утешения.

Худая, почти мальчишеская фигура, за исключением элегантности спокойного серо-белого платья, которое она носила. Серебро сияло на пальцах принцессы и в волосах, на ее точеной коричневой шее. Красная краска расцвела на нижней губе и идеально изогнулась в уголках больших глаз.

Риган Лир была безупречна.

– Риган будет хорошей парой для тебя, – сказал отвратительный Астор, пытаясь привлечь принца Аремории.

– Сколько ей лет? – спросил Моримарос, хотя, несомненно, он знал.

– Пятнадцать, – ответил Тир.

Через несколько месяцев ему будет столько же.

– Извините, – пробормотал Тир, уходя. Никого это не волновало.

Он допил свою чашу вина и достал еще, а заодно и вторую, так как видел, что Риган держала чашу, болтая ее свободной рукой и легонько постукивая ею по бедру. Должно быть, чаша давно опустела.

Когда Тир двигался через толпу, мальчик видел, что ее глаза никогда не останавливались надолго на одном месте. Риган все изучила и дважды вздернула подбородок вверх, чтобы прошептать через плечо Гэлы. Старшая посмотрела, где ее сестра, прежде чем продолжить разговор с Астором или с одним или двумя ближайшими родственниками лорда.

«Риган, – подумал Тир, – снабжала Гэлу информацией. Возможно, она искала чего-то или кого-то конкретного или просто сообщала о том, что может». Тесный контакт, общение между ними пробудили в Тире нежную тоску. Какая преданность. Какое общение. Какая любовь.

Наконец он добрался до них, обойдя Гэлу сзади, чтобы старшая сестра не заметила его и не испугала Риган. Ее темные глаза поймали его взгляд, но она не сделала ничего, чтобы заставить его приостановиться.

В громком разговоре, в приглушенном смехе, в хаосе этого праздника они не отрывали глаз друг от друга. Тир подошел и протянул вино, и Риган взяла его, поставив пустую чашку на ближайший стол. Она увидела крошечный красный символ на мясе, сделанный пальцем: заклинание на языке деревьев.

Тир заметил это и взглянул Риган прямо в лицо, так что она поняла, что это. Подняв свою чашку, мальчик снова выдержал ее взгляд, глядя на смесь коричневого цвета и топаза в ее глазах, на крошечные капельки голубого льда. Его дыхание ускорилось, и он почувствовал прилив крови в ушах.

Риган тоже подняла чашку, и они выпили, глядя друг другу в глаза, как будто их губы касались друг друга, а не прохладных глиняных ободков. Словно это был ритуал, отчасти приоткрывающий будущее.

Тир Коннли задался вопросом, может ли быть пророчество во вкусе яркого вина и запахе пряного фимиама, и стуке сердца молодого человека.

Он ничего не сказал, но увидел ее. Тир понимал Риган.

И он этого не забудет.

Бан потерял коня в свирепой буре.

Сначала они вместе полетели над неровной грязной землей в Белый лес, где листья были как резкие пощечины, а ветви хлестали его и лошадь по лицу, где молния превращала стволы в серебряные столбы огня, а грохот грома прорезался над ревущим потоком. Молодой человек наклонился к шее лошади. Его пальцы вцепились в гриву, достаточно плотно, чтобы порезать его до крови, чтобы онемели руки и чтобы содержать его разум в пустоте – только с пульсирующим напоминанием об отсутствии боли.