Сара Маас - Королевство пепла. Союзники и противники. Боги и Врата [litres с оптимизированной обложкой]

Она промахнулась совсем чуть-чуть. Осколок оцарапал белую щеку Маэвы и упал на пол за троном. Сова тревожно заверещала.

Грубые руки схватили Аэлину.

– Ах ты, ничтожная сука! – вопил разгневанный Кэрн, но Аэлина не слышала его воплей.

Она смотрела на струйку крови, ползущую по щеке Маэвы. Крови черной как ночь. Такой же черной, как глаза королевы, устремленные на нее.

Маэва поднесла руку к щеке.

Силы оставили Аэлину. Она не сопротивлялась караульным, утаскивающим ее с веранды. Любопытство заставило ее снова посмотреть на щеку Маэвы. Там текла красная кровь, которая пахла медью, как и ее собственная. Что же это было? Игра света? Иллюзия, где опять смешались сон и реальность?

Маэва смотрела на пальцы, красные от крови.

Волна черного, будто оникс, ветра метнулась к Аэлине, сомкнувшись вокруг шеи. Потом ей сдавило шею, и она провалилась в темноту.

Кэрн оставил ее привязанной к алтарю. Фенрис не появлялся. Из ран на ногах, где застряли осколки, продолжала капать кровь. Когда же Фенрис наконец пришел, он был в своем фэйском обличье.

Его шаги уже многое сказали Аэлине. Затем она увидела помертвевшие глаза и бледное лицо. От золотистого оттенка кожи не осталось и следа. Даже остановившись перед алтарем, Фенрис смотрел не на Аэлину, а в пустоту.

Не надеясь на органы речи, Аэлина трижды моргнула. «У тебя все в порядке?»

Он моргнул дважды. «Нет».

На щеках белели соляные дорожки. Цепи Аэлины лязгнули. Ее трясущийся палец потянулся к Фенрису. Он молча протянул ей руку, которую она зажала в своих.

Аэлина все же попыталась произнести слова, сомневаясь, что они прорвутся сквозь ротовую щель железной маски.

– Соболезную тебе.

Он еще крепче сжал ее руку.

Серый камзол Фенриса был полурасстегнут, открывая мускулистую грудь. Видно, он собирался второпях, дорожа каждой минутой.

При этой мысли у Аэлины свело живот. Он поспешил к ней, хотя его наверняка ожидало погребение брата, чье тело осталось лежать на полу веранды.

– Я и не знал, как сильно он меня ненавидит, – прохрипел Фенрис.

Аэлина стинула его пальцы.

Фенрис закрыл глаза, успокаивая дыхание.

– Фэйское обличье – это ненадолго, только чтобы вытащить осколки из твоих ног. А когда закончу, она велела возвращаться туда.

Он кивнул в сторону стены, где всегда сидел белый волк. Фенрис нагнулся к ее ногам, но Аэлина вновь сжала ему руку и дважды моргнула. «Нет».

Пусть еще немного побудет в своем фэйском обличье. Пусть его скорбь по брату будет фэйской, а не волчьей. И она послушает голос друга, ощутит его заботливое прикосновение.

Аэлина заплакала. Она ненавидела каждую слезинку, ненавидела всхлипывания, судорожные движения тела, отзывавшиеся острой болью в ногах, но не могла унять потока.

– Я вытащу их все до одного, – пообещал Фенрис.

Аэлина не могла и не пыталась ему объяснить, что ее слезы вызваны не осколками, застрявшими в ногах и добравшимися чуть ли не до костей.

Сознанием, что Рован не придет. Не ворвется сюда и не освободит ее.

Казалось бы, она должна радоваться. Должна испытывать облегчение. Она и испытывала облегчение, и все же…

На столе возле алтаря Кэрн оставил шкатулку с инструментами. Фенрис достал оттуда длинные тонкие щипцы.

– Потерпи, я быстро.

До крови закусив губу, Аэлина отвернулась. Первый осколок Фенрис вытащил из ее колена, снова задев кожу и сухожилия.

Запах соли перебивал запах ее крови. Аэлина догадывалась: он тоже плачет. Скоро тесное помещение пропахло слезами.

За все время никто из них не произнес ни слова.

Окружающий мир весь состоял из мерзлой грязи, из луж красной и черной крови. Крики умирающих наполняли морозный воздух.

За эти месяцы Лисандра узнала: как бы тщательно ни обдумывались планы, реальность битвы многое перечеркнет. Не бывает красивых битв и героических поединков. Вместо этого – хаос и боль. Ее когти и зубы должны успеть первыми вонзиться и вгрызться во врага, пока солдаты машут окровавленными мечами и закрываются измятыми щитами. Доспехи, различимые среди лагерных шатров, на поле быстро покрываются пятнами и сгустками крови. Если бы не черный цвет вражеских доспехов, Лисандре было бы трудно отличать союзников от врагов.

Их цепи выдержали вражеский натиск. Пусть и небольшое, но достижение.

Щитом к щиту, плечом к плечу они встретили на заснеженном поле (теперь оно стало грязной ямой) легион Эравана, двигавшийся из Элдриса.

Место, время и направление удара выбирал Эдион. Многие ратовали за мгновенную атаку, но он позволил моратским солдатам отойти подальше. Туда, где он рассчитывал дать им бой. В ответ на возражения военачальников он кратко ответил, что место боя столь же важно, как численность армии.

С Лисандрой он такие дела не обсуждал. За все дни он едва удостоил ее несколькими словами. Впрочем, сейчас не время об этом думать, а тем более обижаться.

Террасенские солдаты и союзники пребывали в уверенности, что Аэлина Галатиния благополучно выбралась из Элдриса и сейчас направляется к ним. Это позволяло Лисандре сражаться в обличье призрачного леопарда. Рен Ручейник снабдил ее пластинчатыми доспехами, прикрывающими грудь, бока и спину. Пластины были очень легкими и не мешали двигаться, но отличались прочностью. Вскоре Лисандра сумела оценить их полезность. Если бы не они, ее бы ранили стрелой в бок и дважды полоснули бы мечом.

Однако доспехи не делали ее полностью неуязвимой. Мелких ран на леопардовом теле Лисандры хватало. Мех на лапах потускнел от вражеской крови. Лисандра сражалась в передовых рядах, неутомимо убивая врагов. Иногда, случалось, ранила себе лапы о валяющиеся мечи и обломанные стрелы.

Но она упрямо сражалась вместе с легионом Беспощадных, выдерживая вражеский напор.

Посланцев Мората было всего лишь пять тысяч.

Слова «всего лишь» звучали смешно, но именно так говорили Эдион и остальные.

Учитывая полную мощь Мората, их и армией назвать нельзя. Однако для террасенцев и союзников эти пять тысяч представляли угрозу.

Такие мысли крутились сейчас в мозгу Лисандры. Она проскочила между двумя солдатами из легиона Беспощадных и набросилась на ближайшего валгского пехотинца.

Тот намеревался расправиться еще с одним легионером и уже замахнулся мечом. Внимание вражеского солдата было целиком сосредоточено на противнике, а голова повернута так, что валгское отродье не заметило приближающейся смерти. Когда леопардовые челюсти Лисандры сомнулись на его шее, было поздно.

За несколько часов сражения она приноровилась убивать врагов, не особо задумываясь, больше подчиняясь звериным инстинктам. Солдат с перекушенным горлом еще не успел упасть, а Лисандра понеслась дальше, выплевывая куски его мяса. Кто-то из наступающих за нею отсечет ему голову. Ее прежняя жизнь рафтхольской куртизанки казалась невероятно далекой. Там на каждом шагу были интриги, здесь – смерть, однако Лисандра еще ни разу не затосковала по прежним временам.