Лесса Каури - Золушки при делах [litres]

– Я его тень, – усмехнулся пришелец. – Я – та правда, которую он пытается скрыть, та великая цель, о которой мы все мечтаем тайно, боясь произнести вслух.

Глава клана хотел было задать следующий вопрос, но запнулся и продолжил молча смотреть на незнакомца. Потому что знал, о какой цели тот говорит… Тикрей без людей – свободный, полный лесов и невспаханных полей. Тикрей, где можно выйти из чащи, не боясь получить удар вилами в бок, где не нужно думать над тем, что сказать собеседнику-человеку, чтобы быть не так понятым! Тикрей, полный дичи и покоя! На миг представился Лихай, говорящий: «Брат, мир не изменить! По-другому уже не будет!»

– Вместе мы изменим этот мир, – зазвучал почти бесплотный голос. – Все, что требуется от твоего клана, – не вмешиваться и не сообщать властям, если увидите зараженных, направляющихся в сторону Вишенрога!

– Но мои рыси… – попытался возразить Дархан.

– Если не вмешаются – останутся в безопасности, – оборвал гость. – И смогут насладиться криками людей, например, из той деревни, в которой люди подняли руку на члена твоего клана…

– На Зохана? Откуда ты… – изумился Дархан.

И вдруг понял, что пришелец уже стоит в дверях.

– Загляни в свое сердце, – мертвый голос напоминал шелест сухих листьев, – и ты увидишь, как сильно желаешь этого!

– Постой… – растерянно позвал глава клана.

Он, как и все оборотни, терпеть не мог алкоголь, но сейчас хотелось не просто выпить кружку пива, а напиться до скотского состояния, дабы позабыть навсегда этот день, в который все пошло кувырком.

В дверях было пусто. Ни тени. Ни звука.

В голове главы клана Смертей-с-ветки – тоже.

От выходок любимца Редьярда Третьего – Короля шутов, Повелителя смеха, Господина шуток и Хозяина толп – обычно стенали все, начиная от поломоек и заканчивая самим венценосцем. Женитьба не сделала Дрюню терпимее к человеческим порокам и недостаткам, а даже, пожалуй, добавила в этот список несколько новых строк. Остановить распоясавшегося шута мог только Его Величество (и то не всегда), но случались несколько часов тишины, когда Дрюня вел себя достойно без его приказов, – часы заседаний Большого и Малого королевских советов. В это время шут не вваливался в помещение с какой-нибудь непристойной шуткой или остротой, направленной в самые чувствительные места присутствующих, не передразнивал участников Совета (что с энтузиазмом делал в остальное время), а терпеливо, как Стрема – ужина, ждал под дверями.

Ждал он и сейчас. Малый королевский совет заседал уже больше трех часов – у Его Величества после отпуска наконец дошли руки до требующих внимания дел. Ванилька, которая в связи с назначением Пипа на должность Главного королевского повара была вынуждена уволиться с дворцовой кухни, чтобы вплотную заняться «Старым другом», с утра ушла в трактир. И Дрюня маялся бездельем, ожидая, пока оставленный у дверей королевского кабинета паж не прибежит к нему с известием об окончании Совета.

Скука деятельной натуре шута на пользу не шла. Он сделал акробатические упражнения и растяжки, к которым привык еще со времени путешествия в труппе мэтра Иживолиса, сожрал яблоко, выпил легкого вина, посмотрел в окно, поплевал семечки на стоящих внизу гвардейцев, последил, как, аккуратно переставляя лапы, идет по карнизу здоровенный котище, поймал себя на мысли повторить опасный трюк, вспомнил, что он совсем скоро станет отцом, и передумал. Хотелось прогуляться, однако после встречи с Алли удовольствие от прогулок было испорчено опасением снова с ней встретиться. Дрюне было и стыдно, и смешно одновременно, но эльфийка оказывала на него какое-то магическое влияние, противостоять которому казалось крайне сложным. Стоило только вспомнить ее нежную кожу, лукавый изгиб губ, пушок на щеке…

Когда в дверь его покоев постучал паж с известием, что Его Величество освободились и обедают у себя в кабинете, Дрюня ужасно обрадовался и даже наградил мальчишку монеткой. Хоп-хоу, кто-кто, а братец Рэд с его интригами заставит позабыть о высоких, соблазнительно покачивающихся грудях, тонкой талии и… Тьфу ты, изыди!

Король не столько обедал (было еще слишком рано для перемены из пяти блюд и компота), сколько перекусывал рябчиком, запеченным с брусникой в сливках. Из всех постоянных членов Малого королевского совета в кабинете остался только один – волкодав Стремительный, занявший стратегически выгодную позицию справа от Его Величества. Когда Дрюня вошел в кабинет, оба – и король, и пес, – посмотрели на него с укоризной.

– А я чего? – воскликнул шут, падая в любимое кресло и алчно глядя на стоящие на столе яства. – Я ничего!

Редьярд проследил, чтобы гвардейцы, охраняющие его кабинет, закрыли дверь, и спросил шепотом заговорщика, решившего покуситься на жизнь царствующей особы:

– Принес?

Шут порылся в кармане, достал небольшой фиал с плотно притертой пробкой и передал Его Величеству. Фиал мгновенно скрылся в недрах королевского стола.

– Четыре капли каждому в любую еду или напиток, – таким же шепотом пояснил Дрюня.

– А чего так мало? – удивился Редьярд. – Давай пополам?

– Нельзя, братец! Если не хочешь, чтобы они скончались друг на друге!

– Не хочу! – нахмурился король. – Но все равно доза какая-то невразумительная! А если ее хватит всего на один выстрел?

Шут захохотал так, что чуть не свалился с кресла.

– Братец, – серьезно сказал он, отсмеявшись, – ты только что насмешил шута, а это дорогого стоит! Колька – твоя копия! Насколько я помню, ты не останавливался на одном выстреле, даже будучи пьяным в зюзю. Чем вызывал, между прочим, жгучую зависть своей тени!

– Какой тени? – опешил Его Величество.

– Меня, глупый ты братец, меня!

– Да? – довольно переспросил Редьярд. – Ты только что порадовал короля, шут, а это дорогого стоит! Бери второго рябчика!

Дрюня с удовольствием уцепился за предложение, точнее, за птичку.

– Знаешь, братец, я тебе иногда удивляюсь, – заметил он, утолив первый голод. – Вот ты с виду такой серьезный и важный, настоящий венценосец, а подлости делаешь простые, человеческие…

– Это какие такие подлости? – изумился Его Величество, а Стрема возмущенно гавкнул.

Кому как не шуту знать, что каждый монарх более всего на свете не любит три вещи: похмелье в день официальных мероприятий, не уплаченные подданными вовремя налоги и правду. Поэтому Дрюня аккуратно вытер салфеткой руки и, приготовившись дать деру от разгневанного короля, произнес:

– Ну вот опять же приворотным зельем собрался опоить младшего сына и его жену. А зачем?

К его удивлению, Редьярд не вспылил, не наорал на него, даже не покраснел вареным раком, лишь зарозовел юной креветочкой.