Рошани Чокши - Корона желаний [litres]

– А проигравшему никаких шансов.

Викрам глянул на дворец:

– Тогда нам лучше бежать.

Голубая звезда на ее шее пылала.

– Что стряслось? – спросила одна из сестер.

– Ничего, – отозвалась Ааша, прикрывая звезду рукой.

– Ты голодна, – заметила другая. – Тебе нужны силы, дорогая. Если ты не выпьешь немного страсти…

Ааша вздохнула, заглушая слова сестры. Она уже знала, что произойдет. Ее всю жизнь этим пугали. Без подпитки человеческими страстями вишканья будет не в силах побороть яд в своих венах. И умрет. Питаться надо. И Ааша не отказывалась. Но в то же время мечтательно размышляла о том, каково это, поглощать что-то, кроме чужой жажды.

Вчера, когда они установили шатер, она уловила ароматы пиршества из дворца Алаки. Обжаренных овощей и золотистого хлеба, хрустящего риса и блестящих сладостей. Но вишканьи не могли переваривать такую еду. Ааша чуть не запуталась в шелке, заглядевшись на тонкий дымок от кухонных печей. Рот наполнился слюной. Она знала слова «пряный», «сладкий», «соленый» и «кислый», но они так и оставались призрачными словами без единого шанса ощутить их на языке.

– В конце концов, мы тут, чтобы развлекать, – продолжила сестра, – так что…

– И все? Только развлекать? – спросила Ааша.

– Формально любой гость в Алаке во время Турнира желаний становится участником, но только людям достаются правила и испытания.

– Но мы все же можем выиграть желание?

Сестра засмеялась:

– А что ты хочешь загадать? Ты попала к нам такой юной, что не успела познать ни единой печали. В мире недостаточно желаний, чтобы сделать тебя еще удачливей, Ааша.

Ааша скрутила шелковый шарф в узел. Она не хотела удачи. Она хотела того, чего была лишена в день, когда сестры выкупили ее четырехлетнюю у настоящей семьи.

Вишканьи сказали, что спасли ее. Они отвели Аашу домой, вскрыли себе вены и вливали свою горькую кровь ей в рот, пока на горле ее не расцвела голубая звезда, а тело не наполнилось магией. Они научили ее своему ремеслу: танцам и музыке, поэзии и философии, пению и соблазнению.

Они называли свой дар – убивать прикосновением и питаться человеческими страстями – благословением.

В детстве Ааше нравилось слушать историю о том, как сестры получили это благословение. Они говорили, что вызванная на бой королева-воительница не желала оставлять сестер без защиты, и тогда богиня дала им немного своей крови, и их прикосновения стали ядовитыми и смертоносными. Каждые сто лет богиня решала, достойны ли сестры благословенного дара. Последние триста лет они были достойны.

Большинство вишканий присоединялись к их гарему, потеряв или бросив мужа, сбежав от жестокой семьи или просто угодив в Иномирье и пытаясь как-то устроиться и обрести свободу. Ааша единственная, кто никогда не жил вне гарема. Единственная, кому не приходилось выбирать между вкусом хлеба и вкусом страсти.

В первый раз, отправляя ее в опочивальню мерзкого человеческого принца, сестры рассказывали Ааше о его злодеяниях. О том, как он совратил женщину из Иномирья и ушел, как только она понесла. О том, как он осквернял священные воды рек и как собственный народ желал ему смерти. Сестры уверяли, что принц заслуживал смерти.

Но ни одна не упомянула, чего же заслуживала сама Ааша.

Тоска по непрожитой человеческой жизни началась с любопытства. И все росла и росла во мраке ее мыслей, обретая форму и наливаясь силой, пока Ааша смотрела… на дома с соломенными крышами и без всякого шелка внутри; на сады, деревья в которых стонали под тяжестью фруктов; на женские шеи без следа голубых звезд. И постепенно тоска заполнила ее сердце до краев. Кошмар ожил, лишив Аашу всякой радости. Какой могла быть ее жизнь? Возможно, короткой, но по крайней мере она принадлежала бы Ааше целиком и полностью. Однако никому не было дела до ее отчаянного желания прикоснуться к кому-нибудь и ощутить, как пульс устремляется к кончикам ее пальцев, а не затихает, умолкая насовсем. И никто не заметил, что со своего первого задания Ааша вернулась бледная и дрожащая, а на коже ее мерцала мерзкая похоть человеческого принца. Сестры сказали, что первое задание ознаменовало ее свободу.

В конце концов, никого не волновало, что свобода Ааши отличается от свободы ее сестер.

Даже издалека красные врата выглядели как-то не так. Тусклые, с неровной текстурой, напоминающей рваную шкуру граната, они не отражали свет, а жадно его поглощали. И лишь оказавшись прямо перед ними, я поняла, из чего же сделаны странные врата Алаки.

Не из драгоценных камней, как уверяют детские сказки…

Из языков.

Из тысяч языков. Красных и раздутых, отрубленных под корень и сложенных друг на друга точно камни, пока не выросла высокая стена. В воздухе ощущался металлический привкус. Железа. Или крови.

Викрам побледнел.

– Такого здесь быть не должно.

– И где ты это вычитал? – поморщилась я.

– А что, в сказках говорится, что вход в Алаку окружен… этим?

Я собралась ответить, но врата ожили. Сотня красных языков всколыхнулась. Я инстинктивно толкнула Викрама себе за спину и вытащила кинжал.

– И что ты им сделаешь? – лениво протянул Викрам, вновь шагая вперед. – Пригрозишь отрезать языки?

Я зыркнула злобно, и вдруг виляющие языки замерли. Ворота заворчали. Сдвинулись. И изнутри донесся низкий голос:

– Сказки как грани…

– …игральных кубиков…

– …прекрасные части…

– …не самых красивых вещей…

– …умный принц и…

– …свирепая принцесса.

Викрам слегка расправил плечи. А языки снова начали шевелиться. Разговаривать с нами.

– Явились сыграть в игру Владыки сокровищ? Желаете…

– …получить желаемое? Тогда раскройте нам…

– …тайную истину, сокрытую в тени вашего первого большого горя…

– …и вас пропустят.

– Кто вы такие? – спросил Викрам.

И пусть врата состояли сплошь из языков, мне вдруг почудилось, будто воздух вокруг них изогнулся в хитрой ухмылке.

– Мы – цена, которую заплатил каждый, кто посещал и покидал Алаку…

– …и каждый, кто приходил и…

– …не уходил.

– Видишь ли, правда, с которой расстались, тоже в какой-то мере становится историей. Ее повторяют так часто, что слова путаются, одни кусочки осыпаются, другие прилипают, а вокруг нарастают годы, и они…

– …склонны искажать истину, превращать ее в нечто иное…

– …не в ложь, но…

– …в сказку. Правду легче разглядеть под личиной.

Викрам откашлялся.

– Тогда я первый.