Кристина Перес - Сладкие черные волны [litres]

Принцесса встала.

– Это не твоя жизнь, Бранни. Моя. Я так устала от того, что ты говоришь мне, что мне делать! Всякий говорит, что мне делать! – крикнула она, жестко протаскивая пальцы сквозь пряди волос.

Бранвен отшатнулась. Эсси сунула носовой платок прямо ей в руки; глаза девушки кололи слезы.

– Ты сделаешь, как я сказала. Я – твоя принцесса. Я приказываю.

От шока Бранвен потеряла дар речи.

В последний раз, когда Эсси приказала ей что-то сделать, Бранвен должна была залезть на яблоню и сорвать красное яблочко. Тогда она оступилась и упала, довольно сильно растянув лодыжку. Эсси чувствовала себя настолько виноватой, что плакала сильнее, чем ее пострадавшая кузина, и Бранвен никогда не рассказывала королеве Эсильте, почему она полезла на дерево.

Намеренно медленно девушка спрятала дар для лорда Диармайда в поясе платья. А потом, опустив глаза долу, сделала идеально выверенный реверанс:

– Как прикажете, ваше высочество .

Когда она вышла из спальни кузины, ночь показалась Бранвен холодной и абсолютно пустой.

Кин тут же шагнул к ней, почесывая щеку. Она не хотела встречаться с его взглядом. Воин наверняка слышал, как кузины бранятся.

– Ты плачешь, леди Бранвен? – Нежность в его голосе ее озадачила.

Девушка покачала головой.

– Ладно, – мягко сказал он. – Просто дай мне знать, если захочешь немного поплакать в моей компании.

– Спасибо, Кин, – сказала она с благодарностью.

Бранвен помчалась по ступеням южной башни, пока все еще была способна сохранять самообладание.

Передачу платка лорду Диармайду можно было бы интерпретировать как акт предательства, работающий против интересов короны. По крайней мере, поступок поставил бы под угрозу честь Эсси, а это было равнозначно тому же. И все же ее кузина попросила, – нет, потребовала , чтобы Бранвен рискнула жизнью.

Как принцесса, Эсси приказала ей, и, как преданная служанка своей госпожи, Бранвен повиновалась. Она пыталась доказать себе, что это был просто стресс перед турниром, который сказался на поведении ее кузины. После того как Эсси посетила разоренные деревни, ее мучали ночные кошмары, а предстоящее выполнение долга наследницы престола, должно быть, ожесточило ее сердце. Принцесса Эсильта всегда будет ее семьей и правительницей, но останется ли подругой, – это зависело от выбора, который могла для себя сделать Бранвен.

Недолго думая, она воспользовалась запретным носовым платком, чтобы утереть горькие слезы. Они были нежелательны. Как и это поручение. Очень, очень нежелательное.

Бранвен пересекла внутренний двор, пробираясь к пиршественному залу. Он был освещен сотнями восковых свечей. Воздух сотрясали звуки жуткой мелодии буйного келиоса. Она остановилась у входа и несколько раз улыбнулась. Никому из гостей не удалось бы заметить, что девушка расстроена. Конечно, она не была принцессой, но королева была ее тетей, а первый боец короля – ее дядей.

В этот вечер, среди потенциальных друзей и врагов, Бранвен тоже представляла Ивериу. Она сделает все возможное, чтобы не посрамить чести замка Ригани. Она помнит завет своих родителей – и Тантриса: сделать из врагов друзей.

Платок жег ей руку, вызывая зуд. Это была искра, которая могла спалить весь сноп. Бранвен считала, что не спалит, но боялась, что Эсси может сделать что-то еще более плохое.

Земля содрогнулась у нее под ногами. Почти буквально. Она увидела лису на валу, перебирающуюся между отрубленными головами. В них, освещенных лунным светом, была какая-то отвратительная красота.

Зверек убежал, и Бранвен скрылась в пиршественном зале. Стекла витража сверкали в свете огня, а ночью изображения казались ей совершенно целыми. Она едва могла разглядеть разделительные линии.

Встретив взгляд лорда Диармайда, она пристально посмотрела на него в ответ. Лорд нахмурился, потупился и затем последовал за ней в уединенное место.

– Леди Бранвен, ты прекрасно выглядишь.

– Дай мне руку, – сказала она, едва не рыча.

Диармайд поднял брови, когда Бранвен вложила в его ладонь носовой платок. Глядя на него, она промолвила:

– Я думаю, ты знаешь, что это такое, от кого, и почему ты не должен его принимать.

– Тогда почему ты его доставила?

– А как ты думаешь?

– У тебя острый язык, миледи. – Лорд Диармайд улыбнулся, но это было напрасно. Положив платок в карман, он сказал: – Тысяча извинений за твое беспокойство.

Бранвен не поверила его извинениям. Она собиралась сказать ему пару ласковых слов, но тут лорд бросил на нее предупреждающий взгляд.

– Доброй ночи, – приветствовал он кого-то через ее плечо, – леди королева.

Девушка чувствовала стыд и страх за то, что ее едва не уличила в предательстве женщина, которую она так любила.

– Вот ты где, дорогая, – сказала королева Эсильта, похлопывая ее по плечу.

Бранвен послала Диармайду выразительный взгляд, сообщающий, что он, как рыба, еще не слез со своего крючка. Потом нарисовала на лице улыбку и развернулась, чтобы поприветствовать королеву.

И тогда ее сердце остановилось.

Волна солнечных лучей на воде.

Тантрис.

Вечер поплыл и сжался вокруг нее.

Все шумы пиршества исчезли. Должно быть, Бранвен спала. Но был ли то обычный сон или кошмар?

Тантрис был окружен своими врагами – родственниками Бранвен.

Ее дядя Морхольт не помышлял о том, чтобы забрать еще одну кернывакскую голову. Поэт пришел, чтобы его убили?

Что он здесь делал? Почему он вернулся?

Бранвен не могла говорить. Даже крикнуть Тантрису, чтобы он бежал.

Королева Эсильта только улыбнулась ей. Почему королева улыбалась?

Среди них был кернывман.

– Позволь представить тебе принца Тристана, племянника короля Марка Кернывского.

Тело Бранвен сжалось под бархатным поясом на ее талии.

Она перенесла вес тела с ноги на ногу, пытаясь устоять.

Тантрис – ее Тантрис – был жив, и он стоял прямо перед ней посреди замка Ригани. Только он не был Тантрисом.

И он был не ее. Все это было ложью. Ее сердце заполнила знакомая дикая ярость и гнев.

Внезапно Бранвен поняла, почему Древние хотели, чтобы она его спасла. Он был принцем. Если бы принц Кернывака умер на Иверикской земле, никогда не было бы мира. Она спасла Ивериу, сохранив поэта. Но этого знания было мало, чтобы подавить бурю внутри нее.

Тантрис тоже улыбнулся ей, источая ту же уверенность, что и тогда в пещере.

– Это, должно быть, фея Эсильта, чья красота всем хорошо известна, – сказал он. Он говорил по-аквилански, как каждый при дворе сегодня, и он, очевидно, не знал об этом, потому что был поэтом .