Алексей Пехов - Талорис [litres, авторский текст]

– Вдова! – позвала уина, и указывающая обернулась. – Я очень устала. Убей меня, вдова. В память о том, что мы с тобой видели одно море.

Она казалась самым древним и самым несчастным существом на земле. Бледной морской пеной, выброшенной на берег и тающей под солнечными лучами. Шерон испытывала к ней жалость, потому что любое страдающее существо этого заслуживает. Но она не собиралась убивать уину.

Поэтому позволила увести себя в свой сад. Прежде чем уйти, Бати сказал:

– Отдыхайте. У нас еще появится возможность побеседовать.

Они ушли, и Шерон несколько минут сидела не шевелясь, и ее мысли витали где-то далеко-далеко. Затем она молча поднялась, прошла в сад, искупалась и, лишь когда солнце стало клониться к закату, вернулась обратно, в комнаты.

Глядя на себя в зеркало, уставшую, с сильно отросшими волосами и потускневшими глазами, указывающая прислонилась лбом к прохладной поверхности и прошептала:

– Как же я по вам троим скучаю!

О мой сын. Будь жесток, ибо жестокость – это благо для твоих подданных, милость, позволяющая им жить спокойно и не пытаться учинить беду для твоей семьи.

Будь жесток с врагами, ибо, если выберешь для них мягкость, придет беда твоей стране и твоей семье.

Будь жесток с друзьями, ибо у правителя не может быть друзей. У него есть только страна и наследник.

Но помни, что жестокость должна быть обоснованной и небеспричинной. Используй ее с умом, без колебаний, но в иное время – покажи своим поданным, что они могут достичь гораздо большего, будучи верны тебе.

– Как же мы поступим?

Скульпторы прошлого создали интересный акустический эффект. Голос прозвучал в полной тишине, пролетел под куполом огромного зала Вечерних грез, слышимый во всех его уголках, словно говоривший обладал властью одновременно находиться в каждой его точке.

Азим Эш-Тали, Великолепный, Гриф барханов, Отец нации, Всадник тысячи кобыл, Ветер что приносит прохладу, Благословенный Солнцем, Луной и Звездами, любимец Шестерых, милостью Солнца, Луны и Звезд герцог Карифа смотрел на своих подданных с отеческой любовью хищной голодной птицы, заметившей в траве жирного глупого кролика.

Изысканный трон из дорогих пород дерева, сердолика и хризопраза находился на возвышении в дальней части зала, и вниз вели двенадцать ступеней, на каждой из которых стояли по двое лучших из лучших, Детей пламени, гвардейцев третьей роты в широких алых шальварах, бирюзовых безрукавках и тюрбанах, свободный кусок ткани которых закрывал нижнюю часть их лиц. Вооруженные тяжелыми глефами на длинном древке, они незыблемой силой охраняли покой и здоровье владетеля.

Зал Вечерних грез каскадами уходил от ступеней вниз, образуя три площадки: маленькую, среднюю и большую.

Именно там, в коленопреклоненных позах расположились дорогие и любимые подданные. Советники, министры, высшие чиновники государства. Уважаемые люди из лучших семей.

Первые к трону, двадцать пять отмеченных Милостью, награжденных Павлиньими перьями, украшавшими изумрудные тюрбаны, в зеленых халатах Ближайших, названные самыми любимыми и верными.

Вторые, пятьдесят в золотых халатах Достойных, с поясами из шкур леопардов и кольцами, выданными его милостью, облеченные властью над провинциями, хранители оазисов и колодцев.

Третьи, в алых халатах Уважаемых, те, кому оказали честь войти в зал и слушать речи его милости, мечтавшие подняться на следующую площадку, а может быть, и приблизиться к трону настолько, чтобы их голос стал достаточно значим, дабы владетель его заметил.

Они все хотели, чтобы он заметил. Оценил. Продвинул. Даровал.

Азим Эш-Тали был высок и худ. Очень высок и очень худ. Говорили, что он сильно похож на своего знаменитого деда, Стилета Пустыни – такой же хищный птичий профиль, холодный взгляд темных глаз и бескровные губы. И такой же решительный, стремительно действующий и жесткий.

Нет. Жестокий.

Внук величайшего герцога Карифа стал правителем, избавившись от шести старших братьев. Во всяком случае, так шептали недоброжелатели.

– Как же?

Молчание было ему ответом. Каждый из тех, кто находился в зале, давно знал, что, когда звучат такие слова, герцог принял решение. И ему не требуется совет.

– Воровство само по себе не слишком достойно уважаемого человека. А воровство у меня… – Герцог на мгновение сжал кулак, и двое гвардейцев сошли с первой ступени к хнычущему человеку, распростертому на полу. – Больше, чем преступление передо мной. Это преступление перед государством. Убытки возместить за счет семьи.

Они сняли с него зеленый халат, сняли тюрбан с павлиньими перьями, взяли под руки и поволокли к балкону.

Азим Эш-Тали заметив, что некоторые из присутствующих отводят взгляд, рявкнул так, что несколько человек вздрогнули:

– Смотреть!

Все послушно стали смотреть.

Многие из них воровали. Он знал об этом. И позволял это. Когда был в хорошем настроении, и когда они оставались полезны и контролировали свои аппетиты. Но некоторые были как песчаная буря – все время мало.

Теперь они наблюдали, как четвертого из Ближайших ждет падение. И сейчас, под их взглядами, его семья навсегда лишается влияния, состояния, прав, любой надежды на будущее.

Его задушили на балконе, Бати перетянул сановнику шею толстым бирюзовым шнурком, и только после этого тело сбросили вниз, хотя правосудие предписывало делать это с живым, а не мертвым.

– Помните, что я милостив, – после долгих тягостных минут молчания произнес герцог. – А также помните, что ваши заслуги не будут ничего стоить, если вы пойдете против меня. Я подумаю, кто из вас достоин занять место среди Ближайших.

И они поклонились, втайне надеясь сменить золотой или алый халат на изумрудный.

Он посмотрел на секретаря, что сидел за низеньким столиком, в стороне от трона.

– Сдача дагеварцам пограничного поста, ваша милость. – Тот с поклоном поднялся по лестнице, вручив герцогу свиток.

– Почему я должен уделять этому внимание? – спросил владетель, мельком взглянув на бумагу, хотя прекрасно знал «почему». Слова, как всегда, предназначались советникам.

Один из Достойных, рыжебородый, с сильно подведенными глазами, поднял вверх обе руки, сжимавшие жезл, украшенный бирюзой. Азим разве что не улыбнулся, зная, кто выступит и что он скажет, но милостиво позволил:

– Говори, почтенный Эш-Кар.

– Ваша светлость! Командир отступившего отряда из семьи Эль-Шельх! Он совершил предательство, поднял на посмешище и армию, и вас! Нанес удар нашей стране и отдал подлым дагеварцам нашу крепость.