Лэйни Тейлор - Дочь дыма и костей [litres]

– Я… я влюбилась. Я… – Бросив на него смущенный взгляд, она рассказала то, о чем до сих пор никому не говорила: – Все началось под Буллфинчем. После битвы, во время сбора душ я нашла его, умирающего, и спасла. Не знаю почему. Тогда казалось, по-другому нельзя. Позже… позже я подумала: это произошло, потому что у нас было предназначение. – Ее голос стал совсем тихим, щеки вспыхнули. – Принести мир.

– Мир, – повторил Бримстоун.

Какой наивной представлялась вера в высшее предназначение любви. Наивной, и все-таки прекрасной. В их с Акивой тайне не было ничего постыдного.

– Мы вместе мечтали о том, чтобы мир изменился, – возвысив голос, сказала Мадригал.

Последовало долгое молчание. Бримстоун просто смотрел на нее, и если бы в детстве она не играла с ним в гляделки, то вряд ли выдержала бы такой взгляд. Тем не менее, когда он наконец заговорил, ей отчаянно хотелось сморгнуть.

– И за это, – сказал он, – я должен стыдиться тебя?

Цепкие когти терзавшей Мадригал душевной боли замерли. Казалось, что кровь перестала бежать по жилам. Она не надеялась… Не смела. О чем он? Скажет ли он больше?

Нет. Тяжело вздохнув, он повторил:

– Я не смогу тебя спасти.

– Знаю…

– Ясри передала тебе гостинец.

От холщового узелка, протянутого сквозь прутья решетки, исходил изумительный аромат. Развязав, Мадригал увидела рогалики, которыми Ясри годами потчевала ее в надежде, что она хоть немного поправится. Слезы брызнули из глаз.

Она бережно отодвинула печенье в сторону.

– Не могу, – прошептала она. – Только передай, что я съела.

– Ладно.

– А… Иссе с Твигой… – Горло сдавил ком. – Скажи им…

Снова пришлось прижать к губам кулак. Она едва сдерживалась. Почему присутствие Бримстоуна так на нее действовало? До его появления ее обуревала ярость.

Не дослушав, он сказал:

– Они знают, дитя. Они все знают. И тоже не стыдятся тебя.

Тоже.

Мадригал залилась слезами. Приникла к решеткам, опустила голову и плакала, а когда почувствовала на затылке его руку, разрыдалась еще сильнее.

Кроме Бримстоуна, спасшего самого Воителя, ни единая душа не смела нарушить запрет Тьяго на свидания с ней. Бримстоун обладал властью, но даже он не мог отменить приговор. Слишком тяжкое преступление совершила она, слишком явной оказалась ее вина.

Выплакавшись, Мадригал ощутила пустоту… и легкость, словно соль непролитых слез отравляла ее. Она оперлась на решетку. С другой стороны Бримстоун присел на корточках. Зачирикал Кишмиш, и в его щебете Мадригал узнала привычное задорное попрошайничество. Раскрошив кусочек печенья, она принялась кормить его.

– Пикник за решеткой, – сказала она и попыталась улыбнуться, но улыбка тут же погасла.

Они услышали его одновременно – душераздирающий крик, от которого Мадригал сжалась в комок, уткнула лицо в колени, закрыла ладонями уши, погрузившись в темноту, тишину, отрицание. Не помогло. Крик успел проникнуть в голову, и даже когда сам он оборвался, эхо все еще звенело внутри.

– Кто пойдет первым? – спросила она.

Бримстоун понял.

– Ты. Серафим будет смотреть.

Минуту она отчужденно молчала, а потом произнесла:

– Я думала, он сделает наоборот. Заставит смотреть меня.

– Мне кажется, – нерешительно сказал Бримстоун, – он еще не разобрался с ним.

У Мадригал вырвался стон. До каких пор? До каких пор Тьяго будет его истязать?

– Помнишь счастливую косточку? – спросила она Бримстоуна.

– Помню.

– Я все-таки загадала желание. Или… надежду, ведь никакого волшебства нет.

– Надежда и есть волшебство, дитя.

Перед глазами один за другим промелькнули образы. Лучистая улыбка Акивы… Обессиленный Акива, его кровь стекает в святой источник… Солдаты вышвыривают их из храма… Храм полыхает, деревья в роще Скорби охватывает огонь, как и живущих среди их ветвей эвангелин…

Мадригал достала из кармана счастливую косточку, которую принесла в рощу в тот последний раз. Они не успели ее разломить.

– Вот. – Она протянула косточку Бримстоуну. – Возьми, растопчи и выбрось. Надежды нет.

– Если бы я так думал, – возразил Бримстоун, – сейчас меня бы здесь не было.

О чем он?

– Чем я занимаюсь, дитя, изо дня в день, как не борюсь с неодолимой мощью прилива? Волна за волной идет на берег, и каждая захватывает все больше песка. Мы не выиграем, Мадригал. Нам не по силам одолеть серафимов.

– Что? Но…

– Мы не можем победить в этой войне. Я всегда это знал. Они слишком сильны. Мы так долго держались лишь потому, что сожгли библиотеку.

– Библиотеку?

– В Астрэ. Архив их магов. Эти глупцы хранили все тексты в одном месте. Они так ревниво оберегали свою власть, что не позволяли их копировать. Не хотели делиться знаниями и брали в ученики лишь тех, кого могли контролировать и держать при себе. Это было их первой ошибкой – сосредоточить все свое могущество в одном месте.

Мадригал увлеченно слушала. Чтобы Бримстоун когда-нибудь ей такое поведал! Историю. Тайны. Боясь нарушить очарование, она спросила:

– А в чем вторая ошибка?

– Они забыли, что нас следует бояться.

Он помолчал. Кишмиш перепрыгивал с одного рога на другой.

– Им необходимо было верить в то, что мы животные, чтобы оправдать свое к нам отношение.

– Как к рабам, – прошептала она, словно услышав голос Иссы.

– Нас поработили для боли. Мы были источником их могущества.

– Пытки…

– Они уверили самих себя, что мы покорные твари, будто этим можно оправдаться. В их застенках томились пять тысяч тварей, вовсе не бессловесных, но они продолжали верить в свою выдумку. Нас не боялись, поэтому все оказалось просто.

– Что оказалось просто?

– Уничтожить их. Половина охранников даже не понимали нашего языка. Беспечные, они считали, что мы лишь рычим и воем от боли. Мы убили этих глупцов и сожгли все вокруг. Без магии серафимы потеряли превосходство и за все эти годы так и не вернули его. Но это все равно произойдет, даже без библиотеки. Твой серафим доказал, что утерянное они открывают заново.

– Но… Нет. Магия Акивы, она не… – Мадригал вспомнила живую шаль. – Он бы никогда не использовал ее как оружие. Он хотел только мира.

– С помощью магии мира не добьешься. Слишком высока цена. Я продолжаю использовать ее, ведя души от смерти к смерти, только лишь в надежде, что нам удастся сохранить жизнь до тех пор, пока… не изменится мир.

Ее слова.

Он откашлялся. Это прозвучало как шуршание гравия. Неужели он хотел сказать, что…

– Я тоже об этом мечтал, дитя.

Мадригал не сводила с него взгляда.

– Магия не спасет. Понадобится такая мощь, что расплата нас уничтожит. Остается только… надежда . – Он все еще держал в руках счастливую косточку. – Ей не нужны символы – она живет в сердце, больше нигде. А в твоем сердце, дитя, она была самой сильной.