Тэд Уильямс - Корона из ведьминого дерева. Том 1 [litres]

Однако порыв Танахайи быстро прошел. Не ей судить существ, которым отпущен такой короткий век, она должна сделать то, что необходимо для благополучия ее народа.

«В конечном счете, – напомнила она себе, – само ничего не делается. Все есть жертвоприношение».

Танахайа убрала руку от спрятанного зеркала и снова взялась за поводья. Даже с такого значительного расстояния вонь смертных казалась ей невыносимо сильной, и она с трудом ее выдерживала. Насколько хуже она станет после того, как она спустится вниз и поедет по узким улицам?

Что-то сильно ударило ее в спину. Танахайа открыла рот, но не смогла сделать вдох, попыталась повернуться, чтобы увидеть, что ее ударило, одновременно протягивая руку к мечу, но, прежде чем она коснулась ножен, другая стрела ударила ее в грудь.

Ситхи попыталась наклониться пониже в седле, но это привело лишь к тому, что вторая стрела глубже проникла в тело. Она почувствовала холодное дыхание на спине, поняла, что куртка намокает от крови, протянула руку и сломала древко рядом с ребрами. Теперь ей ничто не мешало прижаться к шее Паутинки и рассчитывать только на бегство. Но в этот момент новая стрела пронзила шею Паутинки на расстоянии ладони от пальцев Танахайи, и лошадь встала на дыбы от боли и ужаса. Танахайа попыталась удержаться, но четвертая стрела вошла ей в спину и выбила из седла. Она оказалась в воздухе, и на одно безумное мгновение ей показалось, что это полет. Затем она ощутила мощный удар о плоскую поверхность, и беззвучная темнота, словно река, накатила на нее.

Стены шатра надувались и хлопали под усиливающимся ветром, и у Тиамака появилось ощущение, будто он оказался внутри большого барабана. Люди, собравшиеся в шатре, говорили громко, пытаясь быть услышанными, но чистый голос молодого менестреля парил над всеми – он пел героическую песню:

Король не выглядел великолепным, скорее уставшим. Тиамак видел это по лицу и опущенным плечам Саймона, который, казалось, ждал удара. Но удар уже обрушился на него, и сегодня была лишь его мрачная годовщина.

Прихрамывая больше, чем обычно, маленький Тиамак осторожно пробирался мимо более крупных мужчин. Придворные и важные должностные лица собрались вокруг короля, который сидел в центре шатра на одном из двух деревянных кресел с высокими спинками, обтянутыми тканями королевских цветов. Знамя с двумя селезнями, красным и белым, висело над ними. Второе кресло оставалось пустым.

«Совсем неплохо для временного тронного зала, возведенного посреди поля Эрнистира», – подумал Тиамак, однако не вызывало сомнений, что король Сеоман совсем не хотел здесь находиться. Не сегодня.

– Я не понимаю, – громко сказал король одному из придворных. – На самом деле, дорогой мой, я не понял ни единого слова из того, что вы сказали, ведь все вокруг так жутко кричат. Зачем они хотят выстроить мосты? Неужели они думают, что мы птицы, которых нужно поймать?

– Выстроиться вдоль мостов, сир.

Король нахмурился:

– Я знаю, сэр Муртах. Они хотели пошутить. Но это все равно не имеет смысла.

Решительная улыбка придворного дрогнула.

– Такова традиция, люди выстраиваются вдоль мостов и дорог, но король Хью обеспокоен тем, что мосты могут не выдержать такого большого веса.

– Значит, мы должны отказаться от наших фургонов и идти дальше пешком? Все мы?

Сэр Муртах вздрогнул:

– Таково требование короля Хью, ваше величество.

Король Саймон склонил голову набок, но не на ту сторону, с которой к нему решительно обращался другой вестник, наконец добравшийся до импровизированного трона. Что-то отвлекло Саймона. Тиамак подумал, что наблюдать за тем, как король теряет терпение, все равно что смотреть на плоскодонку, начинающую пропускать воду на болоте. Не вызывало сомнений: если кто-то что-то не предпримет, судно утонет.

Муртах продолжал что-то говорить в одно королевское ухо, другой в третий раз начал свою речь, когда Саймон неожиданно встал. Придворные быстро отступили, как охотничьи псы, когда медведь останавливается и поворачивается к ним. Борода короля все еще частично оставалась рыжей, но в ней уже появилось достаточно серого цвета, как и в широкой белой пряди, на которую попала кровь дракона. Гнев короля вырвался наружу, и он стал похож на пророка эйдонитов из прежних дней.

– Этот одно! Тот – другое! – закричал Саймон. – Достаточно того, что я не могу мыслить самостоятельно, и каждый человек в лагере хочет, чтобы я что-то сделал или… не сделал… но почему я должен слушать ужасную ложь, а также невероятные преувеличения? – Он повернулся и указал пальцем на злодея. – Ну? Так я должен?

На том месте, куда указывал палец короля, стоял молодой менестрель с округлившимися глазами тихого ночного животного на выпасе, внезапно попавшего в свет факелов. Он сглотнул. Казалось, это заняло много времени.