Клайв Стейплз Льюис - Космическая трилогия [litres]

И жаль, что вы не включили в книгу две сцены. Хотя не важно, обе живут во мне. Стоит закрыть глаза – и они встают во всем своем великолепии.

Вот первая – небо Малакандры поутру: светло-голубое, такое бледное, что ныне, когда я заново привык к земным небесам, оно кажется мне белым. На нем – макушки гигантских растений (вы упрямо именуете их «деревьями»): вблизи черные, а вдали, за ослепительным простором синих вод – лилово-акварельные. Под ногами на блеклой траве тени, как на снегу. А впереди движутся силуэты: стройные, невзирая на громадный рост, черные и гладкие, как цилиндр; исполинские круглые головы покачиваются над гибким телом, будто макушки тюльпанов на тонком стебле. Хросса с песней спускаются к озеру, и музыка заполняет лес тихой, едва слышимой дрожью, почти как отголоски далекого орга́на. Троим помогают забраться в лодку, но прочие остаются на берегу. Все происходит очень медленно: это не обычная прогулка, это ритуал. Похороны хросса. Те трое с серыми мордами, которые сели в лодку, плывут в Мельдилорн умирать. В этом мире никто не умирает до срока, помимо тех, кого забрала хнарха. Все в полной мере проживают отведенное им время, и смерть столь же ожидаема, как и рождение. Каждый в деревне знал, что эти трое умрут в этом году и в этом месяце – предвидели даже, что на этой неделе. И вот они уходят к Уарсе получить последнее напутствие, умереть и «рассеяться». Даже тел их не останется: на Малакандре нет гробов, нет исповедников, кладбищ или могильщиков. Вся долина провожает умирающих, но я не вижу на лицах скорби. Хросса верят в свое бессмертие, верят, что друзья будут неразлучны и в следующем воплощении. Ровесники покидают этот мир, как и появились на свет – вместе. [18] Отсылка к философскому трактату одного из современников Льюиса – Джона Холдейна. В работе «Дедал» (1923) автор пытался предсказать развитие науки и техники. В частности, он пишет о том, что «избавление от болезней позволит сделать смерть таким же физиологическим явлением, как и сон. Поколение, живущее вместе, вместе и умрет». Смерти не предшествует страх, за ней не следует разложение.

А вот другая сцена – ночная. Я купаюсь в теплом озере с Хьои. Он смеется над моими неловкими движениями, потому что я, привыкнув к более тяжелому миру, едва держусь на воде. И вдруг, подняв глаза, я замечаю звездное небо. Оно почти неотличимо от нашего, только чернее и ярче, и на западе творится такое, чего на Земле и представить нельзя. Вообразите Млечный Путь, увеличенный во много крат: таким, как его видно в самую ясную ночь через мощный телескоп. А теперь представьте, что он не тянется сквозь все небо, а полыхает гигантским созвездием с краю, над горными вершинами. Слепящее ожерелье огней занимает едва ли пятую часть неба, оставляя у самого горизонта черную полосу. Оно столь яркое, что больно глазам. Однако и это еще не все. Понемногу харандра наливается светом, словно вот-вот взойдет луна. «Ахихра!» – кричит Хьои, и из темноты ему вторят чужие хриплые голоса. И вот выплывает истинный король ночи, он прокладывает себе путь сквозь причудливую галактику на западе, и огни ее меркнут перед этим сиянием. Я отвожу взгляд: диск этот много ярче нашей Луны. Весь хандрамит залит бесцветным светом, я могу сосчитать каждый стебель на том берегу озера, я вижу собственные ногти, обломанные и грязные. И вот я догадываюсь, что передо мной Юпитер, вздымающийся за поясом астероидов, на сорок миллионов миль ближе, чем когда-либо видел человеческий глаз. Малакандрийцы бы сказали «среди астероидов», у них есть давняя привычка порой выворачивать Солнечную систему наизнанку. Астероиды они зовут «танцорами на пороге Великих миров». Великие миры – это планеты, которые, как мы говорим, находятся «вне» пояса астероидов. И величайший из них – именно Глундандра (или Юпитер). Это «центр», «большой Мельдилорн», «трон» и «пиршество». Они, конечно же, сознают, что планета эта необитаема, по крайней мере там нет подобных им существ. Не пытаются они и язычески «поселить» там Малельдила. И все-таки с Юпитером у них связано нечто очень важное, однако что именно – «знают серони». Мне они никогда не говорили. Наверное, лучше всего об этом сказано у автора, [19] Высказывание (по крайней мере первую его часть) приписывают Марку Порцию Катону Старшему, автору знаменитого изречения «Карфаген должен быть разрушен!». Скорее всего, речь о его трактате «Начала», до наших дней сохранившемся лишь в небольших фрагментах. о котором я уже упоминал: «Как говаривал Публий Африканский [20] Публий Корнелий Сципион Африканский, римский военачальник и политик II века до н. э. Согласно легендам, он имел особую связь с обитателями Парнаса и часто, перед тем как принять важное решение, уединялся в храме, чтобы получить от покровительствующего ему бога Юпитера советы и наставления. , никогда он не бывал менее одинок, чем когда оставался один; следуя этой философии, во всей Вселенной не сыскать менее уединенного места, нежели то, которое считают уединенным плебеи, ибо когда уходят люди и звери, на смену им приходят более возвышенные создания».

Впрочем, об этом при личной встрече. Пока же я стараюсь читать все старые книги по нашей тематике, которые только удается достать. Теперь, когда «Уэстон» захлопнул дверь, путь на другие планеты пролегает через прошлое, и если нам предстоят еще космические странствия, то быть им вдобавок путешествиями во времени!..

Я сошел с поезда у Вустера и отправился пешком к дому Рэнсома (до него было три мили), размышляя по дороге, что ни один из пассажиров, оставшихся на станции, не мог бы и вообразить, что повидал тот, к кому я иду. Унылая равнина – поселок был за ней, милях в трех к северу от станции – ничем не отличалась от других равнин. Сумрачное предвечернее небо было таким же, как всегда осенью. Редкие дома, купы красных и желтых деревьев – нигде ничего особенного. И вот, миновав эту тихую, скромную местность, я увижу того, кто побывал – и жил, и ел, и пил – в сорока миллионах миль отсюда, на планете, с которой Земля кажется крохотной зеленой искоркой, и разговаривал с существом, помнившим времена, когда здесь, у нас, еще никого не было.

На Марсе Рэнсом видел не только марсиан. Он встретил существ, которые называют себя эльдилами, и даже Великого Эльдила, который правит Марсом и зовется там Уарсой Малакандры. Эльдилы отличаются от тех, кто обитает на планетах. Их тело – если это тело – совсем иное, чем у нас или у марсиан. Они не едят, не дышат, не рождаются, не умирают – словом, в этом они больше похожи на минералы, способные мыслить, чем на то, что мы назвали бы живым существом. Они часто появляются на планетах и, по нашим понятиям, живут там, но определить, где они, очень трудно. Сами они считают своим обиталищем космос («Глубокие Небеса»), и планеты для них – не миры, просто движущиеся точки, а то и разрывы в едином поле, которое мы называем Солнечной системой, они – Арболом.