Евгений Рудашевский - Забытые руины [litres]

Веревки насквозь пробили им руки, ноги, грудь и с обратной стороны крепились толстыми узлами.

Десять, нет… двенадцать или даже больше человек. Я не мог их сосчитать. Взгляд рассеивался. Не сразу понял, что узнаю эти восковые лица. Наемники. Приглядевшись, увидел Горсинга и Вельта. Рядом с ними висел Сит. Да, это были они… И магульдинцы…

На самóй колонне, в двух саженях от земли, на кольцах, предназначенных для оружия бойцов Дикой ямы, висел Гийюд. Руки растянуты по сторонам и закреплены цепями. Ноги связаны. Обрюзглое серое тело обнажено и расцарапано, будто кто-то огромными когтями торопливо срывал с него одежду. Окуляр сетчатого стекла разбит, сохранился только мягкий ободок с осколками, удерживавшими последние капли травяного раствора.

Гийюд был еще жив. Щурился, старался как можно ниже опустить брови и поднять щечные бугры, но его глаза, лишенные век, все равно оставались обнаженными и выгорали на солнце – раскрасневшись, покрылись мутной пленкой слез.

Возле Гийюда пролетали густые черные капли. Я сразу заметил их, но еще долго не мог отвести взгляд от страдавшего магульдинца. Он был омерзителен в своих поступках и словах, однако никто не заслуживает подобной смерти.

«Это лишь видение. Гийюда сторожит Гром. Я еще смогу его допросить».

«Уверен?»

Подняв взгляд, я увидел, что смотровая чаша, некогда выкрашенная белой краской, затем облупившаяся и ставшая серой, теперь потемнела. Над Белой площадью расцвел черный каменный бутон. И я уже знал, что в нем умирают зордалины. Отчаяние давно выжгло в них все человеческое. Пожиратели страдали, как не способен страдать никто из живущих людей. Я видел их боль, мог различить ее оттенки, как Тенуин видит тепло чужого тела. Понимал, что зордалины в последних судорогах приветствуют смерть. Тянутся к ней, как страждущий ребенок тянется к матери в надежде встретить утешение.

Я открыл глаза.

Никаких мыслей или чувств. Опустошение.

За окном пасмурный день.

Библиотека молчала. За ее стенами – шум дождя и тишина давно заброшенных руин. Ни смеха, ни песен, ни цокота копыт.

Я сидел на полу под столом. Спина затекла.

Осторожно поднявшись, увидел, что в библиотеке все осталось нетронутым: портреты и люстра висят, книги стоят, чернильница прикрыта колпачком. Ничего не упало, не разбилось. Ни малейшего следа от безумствовавшего здесь урагана.

Дверь распахнулась. Вбежал Тенуин. Он был явно встревожен.

– Что там? – Я вспомнил, что в прихожую кто-то ломился.

– Эрза и Миалинта. – Следопыт осматривал библиотеку, будто впервые в ней оказался. – Что тут было? Я слышал шум. Не мог открыть дверь.

– А Нордис? – спросил я.

Тен качнул головой. Заметив, что он неотрывно смотрит на стол, я обернулся. Книга… Ее листы сгорбились, пожухли. Выцветшие полосы строчек едва просматривались сквозь налет темной зелени.

– Получилось. – Следопыт подошел к книге. Бережно коснулся ее иссушенных и ломких страниц. – Теперь я вижу надписи.

– Получилось… – кивнул я с неожиданным для самого себя сожалением.

Странное чувство. Будто я упустил нечто важное, какую-то возможность, в сути которой просто не успел разобраться.

«Ты еще не готов» . К чему? Я действительно говорил с тем человеком, так похожим на меня, или это было частью наваждения?

– Дом трясло? – спросил я.

– О чем ты?

– Понятно… Идем!

В зале никого не было. Только Вета. Она по-прежнему лежала с обнаженной спиной. Тихо постанывала. Не шевелилась. Ее даже не пришлось связывать. Но ни участь наемницы, ни то, что здесь произошло между ней и охотником, меня не интересовало. Я смотрел на ее красную сигву. На одиночную башню, обвитую змеем.

Мне уже доводилось видеть этот знак. Я его узнал.

Именно такие башня и змей были на попоне торговца, приехавшего в Кар’yн-Ай выкупить у моего отца браслет. Этот же символ украшал грудь Грет-Индита из дома Харконов – наемника белого флага, продавшего свою верность чужестранцу, а затем убившего моих родителей и всех жителей нашей нейлы…

Три года. Тысячи верст. Десятки смертей. И все это – под знаком красного легиона, который преследовал меня с того самого дня, как браслет слился с моей рукой. И я узнал об этом только сейчас.

В лагере на Старой дороге Тенуин находил клинки магульдинцев, однако на них был вытравлен несколько иной рисунок – башня, опоясанная цепью. Тогда я даже не попытался связать эти символы. И уж конечно никогда бы не подумал, что чужестранец прибыл к моему отцу под знаком Волчьей башни крепости Магуль Индр…

Все было предопределено. Меня будто нарочно заманили в Земли Эрхегорда. Я сам приехал сюда. Красным не пришлось за мной гоняться, если только они действительно тут замешаны. В совпадении символов я не сомневался и все же не мог придумать этому логичного объяснения.

Зачем магульдинцу ехать в такую даль и там выкупать браслет, пусть даже он когда-то действительно был составной частью лигура или пустышки? Зачем?! Ему бы только порадоваться, что кому-то удалось вывести браслет за границы Земель Эрхегорда. Разве не к этому стремятся красные? Разве они не хотят очистить свою ойгурию от мерзости ?! И если магульдинцы действительно загнали меня сюда, почему не устроили засаду, не поймали еще на подъезде к Харгою?

Я слишком устал от круговерти происходящего и бесконечной путаницы мыслей.

«Интересно, Гийюд что-нибудь об этом знает?»

Огляделся. Магульдинца нигде не было. Хотел спросить о нем у Тенуина и тут увидел возле лестницы разодранную одежду и мотки веревки. Похолодел. Понял, что очередной сон не был простым видéнием. Подошел осмотреть одежду, чтобы убедиться. Кожаная рубашка с застежками в виде когтей орлеута. Кожаные штаны с толстыми рубцами и крепежами для ниоб. Их будто содрали большой когтистой лапой…

Я ужаснулся, представив, что Гийюд сейчас в самом деле висит на колонне Дикой ямы. Это означало одно. Магульдинец мертв. Если еще не умер, то умрет в ближайшее время. Значит, допросить его не удастся. Подумав так, я отчасти испытал облегчение – не хотел возвращаться за ним в Дикую яму.

– Что с девчонкой? – Из прихожей к нам вышла Эрза.

Никогда прежде не видел ее такой бледной.

– Какой девчонкой? – не понял я.

– Этой! – Эрза показала на неподвижную Вету.

– Пусть лежит.

– Нужно от нее избавиться.

– От себя избавься! – прогремел заходящий следом охотник.

Эрза промолчала в ответ.

– Нужен огонь. – Громбакх, не объясняя своих слов, схватил ближайший стул и с размаха ударил им о пол.

Вета от испуга вздрогнула, но промолчала. Стул оказался крепким, даже не треснул. Охотнику пришлось взяться за топор.

Я выглянул в прихожую, надеясь найти Миалинту. Входная дверь была распахнута. На комоде по-прежнему стояла клетка. Раньше в ней сидел парунок – птица, обученная доставлять красным послания Гийюда. Что бы там ни было в его последней записке, птица наконец улетела. Город действительно открылся.