Александр Шапочкин - Исход [litres]

– Не получилось… – пробормотал он. – У меня не получилось… Теперь осталось только попробовать «тот» подарок…

Внезапно он вздрогнул и уставился прямо на меня, трясущегося от страха, а на лице его расплылась страшная, широкая улыбка.

– Да… – произнёс он с разгорающимися голубоватым светом глазами. – Не получилось так, попробуем – иначе! Коль Карачун не помог, и шочимики, чёртов Шиутекутли краснозадых – не принял! Так мы заберём то, что сами нам «подарили» уже наши святоши…

И в этот момент я вдруг оцепенел и потерял контроль над собственным телом. Только и успел заметить, что блеснувший в грязной руке Наставника золотой кулон с крылышками, который он вытащил непонятно откуда.

Воспоминание снова рассыпалось, а затем последовал целый калейдоскоп того, что я вроде как должен был знать и помнить, но по какой-то причине в памяти моей отложилось совершенно иное. Впрочем, нынче я уже мог сказать, почему так произошло и кто в этом виноват. И от осознания этого, несмотря на то что я уже понял, что не так прост и совсем не просто так добр ко мне был Варяг, мне всё равно стало нестерпимо больно. И обидно…

Вся моя жизнь, все те годы, проведённые мною в Чулыме, которые казались мне, правда только до встречи с Ниной – лучшими, что были в моей жизни, оказались одной большой ложью. Фальшивыми воспоминаниями, которые Варяг каким-то образом запихал ко мне в голову, заменяя ими реальность.

Ведь теперь было понятно, что по сути – я просто подделка. Результат работы двух сумасшедших экспериментаторов. Суррогатный колдун-аватар, криво вылепленный старым маразматиком из вполне себе перспективного мальчика-мага с аспектом воды. И не менее искусственный боец, не имеющий за душой ничего своего, но позаимствовавший чужие знания. А ведь как хорошо было считать себя юным гением, который, избавившись, наконец, от страшного увечья, оставленного мне в наследство дедом, за какие-то жалкие несколько лет выучился такому, для чего иным не хватает целой жизни.

Вот почему мне раньше даже в голову не приходило, что банально невозможно нормальным путём освоить, не умея толком ходить, всё то, что я знал и умел, спустя примерно год после чудесного исцеления? Да что уж там – невозможно даже подготовить тело до приемлемого уровня! Нормальным, естественным путём – невозможно!

Ответ прост! Мне, оказывается, просто было запрещено думать на эту тему! Варяг явно готовил меня к чему-то, вкладывая знания в голову напрямую, при помощи какой-то неизвестной мне магической техники. А затем этот живодёр, вместе со своим знакомым садистом из «святош», фактически пересобрали заново моё тело – и всё это в грязной маленькой хибарке на столе, покрытом ещё советской клеёнкой. Причём два раза: первый раз ставя на ноги после той хрени, что сотворил со мной дед, а второй раз через год, наращивая мышцы и укрепляя связки и кости при помощи явно не простых ритуалов, основанных на магии крови.

Это было стёрто из моей памяти, однако для этого Варягу, потому как «Наставником» называть его сознательно мне более не хотелось, пришлось увозить меня из Чулыма на несколько недель, в первый раз дав родителям настоящий бой. Вроде как к какому-то «святому старцу» на целебное озеро. А во второй раз – видя, как я изменился после предыдущего посещения, даже мама не была против этой поездки. Знала бы она, что на самом деле будут делать с её сыном эти проклятые вивисекторы. И во всех воспоминаниях при нём всегда имелся странный драгоценный кулон с крылышками, который я совершенно не помнил.

А вот видеть я его где-то уже видел! И почти сразу же перед глазами встал образ первожрицы Пресветлого Вива, за долю мгновения до того, как меня отрубило. Да! Спасибо «третьему глазу», способному точно запечатлеть любой образ, что невозможно сделать при помощи обычных органов зрения. На шее у этой моложавой старухи висело точно такое же украшение из сплетённых золотых веточек с крылышками и непонятным мутным камешком посередине.

Впрочем, воспоминания не дали мне как следует всё это обдумать. Пришёл черёд моих упорных тренировок, на которых я вкалывал как проклятый. И оказалось, что всё это тоже ложь! На самом деле, реальность была куда как страшнее, и то, что мне пришлось вынести, к нормальным способам развития тела имело очень мало отношения. И ведь это уже в Чулыме, практически у всех на глазах, Варяг добивался того, чтобы внесённые им изменения прижились и стали полностью моими.

Даже мелькнула мысль: «А остался ли я человеком?» Впрочем, ответ пришёл откуда-то со стороны, вместе с приятным ощущением тепла золотой энергии: «Да, даже не сомневайся!»

А затем вновь нахлынули стёртые воспоминания. Под конец жизни что-то у Варяга пошло не так, и во всплывавших сейчас необычайно размытых и обрывочных остатках памяти это уже был совершенно другой человек. Смертельно больной, осунувшийся и доживающий последние дни, он часто подолгу ругался, понося нехорошими словами то церковников, которые «до всего докопались…» и «Всё испортили», то проклинал мою мать, «за то, что влезла ублюдку в голову…» А потом случилось что-то совсем уж непонятное.

Как я понимаю, болезнь Варяга вошла в ремиссию, и он в последние дни вроде как чувствовал себя хорошо, а потому эти куски практически полностью совпадали с тем, что я помнил до этого. За исключением того факта, что учиться в Новосиб он отправлял меня с целью удалить от родных, чтобы ослабить некий «чёртов ментальный барьер», о чём постоянно трындел себе под нос, считая, что я его не слышу. Правда, я действительно «не слышал», потому как в это время, находясь под сильным гипнозом, выкладывался на тренировках даже не на сто, а на всю тысячу процентов.

Ну и, конечно же, тот день, почти перед самым отъездом, придя в очередной раз в дом «Наставника», я застал там троих человек в чёрных боевых костюмах, окруживших распростёртое на полу тело Варяга. И всё. Пришедшие сейчас в этом странном месте воспоминания несли в себе только то, что они повернулись ко мне, и я ещё удивился, увидев небольшие золотые восьмиконечные православные крестики на шевронах… Но ни лиц, ни чего бы то ни было иного даже в открывшемся мне сейчас разделе памяти не сохранилось.

Только шок, не помешавший мне тем не менее изготовиться к бою. Заинтересованно безразличный взгляд и вопрос, который задал незнакомец: «Это он?» Кивок головы одного из его спутников – вот и всё, что вернула мне новообретённая память.

А ведь в «известной» мне реальности тело моего наставника нашла бабка Сафронья, которая обычно утром, из жалости, заносила смертельно больному старику, некоторое время служившему в местном храме, козьего молочка. Вроде как Варяг ночью проснулся и зачем-то встал с кровати, а затем ему стало плохо, и он упал, ударившись виском об угол столешницы… Мне как-то даже в голову до этого не приходило, что вряд ли этот пустяк мог хотя бы как-то навредить воину с семью открытыми чакрами, даже в его тогдашнем состоянии.