Константин Крапивко - Бог пива [litres]

– Все так и делают, – расхохотался граф. – Я пошутил, дорогой друг. Мы с принцем поссорились из-за женщины. Я пытался избежать драки, но когда тебя, грязно ругаясь, начинают рубить в капусту – волей-неволей приходится защищаться… Но расскажите же нам о себе! Вы действительно рисовали короля? Каким вы его увидели?

– Нечего мне рассказывать, – проворчал я, подходя к двери. – И никаких королей я не рисовал. Я вообще на заказ больше не рисую.

Я пнул дверь и зашиб ногу. Дверь на удар никак не отреагировала, даже не загудела. Мощная дверь… Я заглянул в стоящее рядом с дверью ржавое ведро. Оно было наполовину заполнено мутной водой. Я вернулся на свое место, захватив с собой ведро.

– Как вы только пьете эту гадость, – проворчал я, превращая воду в красное нидкурляндское. – Угощайтесь. – И я протянул ведро графу.

Граф с сомнением заглянул в ведро, сделал осторожный глоток. Потом жадно припал к нему.

– Замечательно! – сказал он, вытираясь грязным рваным рукавом и передавая ведро Дику. – Оказывается, вы не только талантливейший художник, но и выдающийся гипнотизер! Этот шарлатан, наш придворный лекарь, вам в подметки не годится!

Напившись, Маленький Дик размашисто переоднился большим пальцем правой руки и отдал ведро Крысу. Плюгавый Крыс, прикрывшись ведром, украдкой переоднил меня.

– Я не гипнотизер, – сказал я.

Интересно, на что похож усекновитель? Впрочем, если я буду сидеть на одном месте, колесование мне не грозит. Росомаха отыщет меня раньше. А, хрен редьки не слаще…

– Мужики, мне что-то не хочется здесь оставаться. Давайте удерем, что ли…

– Какая свежая, оригинальная идея, – похвалил граф. – И как только она раньше не приходила нам в голову!

– Отсюда не удерешь, – сказал Дик. – Каменный мешок… А проклятую дверь не выбить и тараном! Да к тому же кто знает, что там, за дверью… Ты знаешь, Крыс?

– Понятия не имею.

– Я знаю, – сказал граф. – Подадмирал Буд однажды праздновал свои именины на смотровой площадке этой башни, в узком кругу. Я был в числе приглашенных. Должен заметить, что с башни открывается потрясающий вид. Вся столица – как на ладони. Вечер прошел превосходно, но, как и все прочие начинания нашего экстравагантного подадмирала, закончился печальным, хотя и забавным инцидентом. На смотровую площадку ведет довольно крутая винтовая лестница. Прикончив вторую дюжину шипучего, мы решили остаться на башне до утра – спускаться в темноте было рискованно…

– Граф, нельзя ли покороче! – не выдержал Крыс.

– Короче, – согласился граф с предложением Крыса, – подадмирал задремал на несколько минут и проснулся глубоко убежденным в том, что находится на боевом корабле и что нас атакует вражеская эскадра. Подадмирал немедленно начал всех присутствующих строить и свистать наверх. Присутствующие, как вы понимаете, господа, строиться не пожелали, и тогда подадмирал…

– Граф! – взмолился Крыс. – Вас всего-навсего спросили, что находится за дверью!

– А-а, – сказал граф, – но это же совсем не интересно. Мы сидим в подвале. За дверью – лестница, ведущая в караульное помещение. В караулке сидят солдаты, человек пять. Розовые береты… Как правило, режутся в карты.

– Плохо, – сказал я. Дверь не представляла особой проблемы, Учителю удалось вдолбить в меня несколько навыков по снятию оков и открыванию дверей, но солдаты… – Очень плохо. С солдатами мне не сладить. Пять человек!

Все почему-то радостно заулыбались, и Крыс с сарказмом проскрипел:

– Точно! Тут ты, приятель, прав. Пятеро караульных – куда уж сладить! У каждого по мечу, а у капрала еще и арбалет… Я весь боюсь!

– Ну ты, Крыс, не очень-то, – сказал Маленький Дик, – пять беретов – более чем серьезно. Это тебе не резервисты. Расхвастался…

– Эх, кабы меня пять человек брали, я бы с вами здесь не сидел. Да что – меня! С графом целая армия воевала.

– Армия не армия, а рота была, – сказал граф. – Поэтому я и сдался почти без боя… Дорогой Бьорн, наши рассуждения о серьезности или несерьезности солдат носят чисто теоретический характер. Эта дверь никогда не открывается.

– А как же вас кормят? – удивился я.

– Кормят-то неплохо, – сказал Дик. – По понедельникам даже мясо дают.

– Дверь двойная, – пояснил граф. – Открывают одну половину, ставят пищу, закрывают, с помощью рычага открывают окошко с нашей стороны… Увидите. Довольно забавно придумано. Вас сюда тоже так запихнули, только вы без сознания были.

– Все-таки надо попробовать договориться с караульными, – сказал я, прикладываясь к ведру, в котором после утоления жажды моими новыми знакомыми почти ничего не осталось. Надо-то оно надо, но как не хочется… – Сходить к ним, что ли…

Дик покрутил пальцем у виска.

– Дверь я открыть сумею, – объяснил я.

– Бросьте, Бьорн. Дик поначалу тоже все пытался ее выломать. А Крыс даже отмычку умудрился с собой притащить.

– Да при чем здесь отмычка?! – возмутился Крыс. – Покажите мне хоть один замок на этой стороне, и я его открою! Отмычка здесь совершенно ни при чем! Я не волшебник!

– Зато я волшебник.

– Волшебников не бывает, – сказал Дик. – В войну последнего шлепнули. Сам Один и шлепнул. Не гони!

– Не, не всех, – поправил Крыс, – баба та смылась и еще кто-то уцелел, если не врут. Но толстяк – не баба. Жаль, конечно, хоть оторвались бы напоследок…

– Вы, Бьорн, что же, собираетесь загипнотизировать дверь? – засмеялся граф. – По этому поводу есть один замечательный анекдот…

– Я внушу ей, что она открыта, – перебил я. – Это не проблема. Итак, вы ждете меня здесь, я открываю дверь и иду к солдатам…

– И те вас немедленно прикончат, – договорил за меня граф. – Нет, дорогой друг, даже если допустить гипотетическую возможность такого развития событий, одного вас я туда не пущу.

– И я! – заявил Дик.

– Мне бы только поближе к ним подобраться, – сказал Крыс.

– Нет уж, я лучше один. Иначе, боюсь, разговора не получится.

– Береты и не станут с вами разговаривать, – сказал граф, – с чего вы взяли? У них простой и четкий приказ, они вас без разговоров зарубят, дорогой мой. И я не понимаю, почему вы не хотите взять нас с собой. Вам неприятно наше общество?

– Даже обидно! – сказал Дик.

– Он нас не уважает! – заявил Крыс.

– Да нет же! Но если я пойду с вами, вы там всех поубиваете!

В камере воцарилось потрясенное молчание. Жужжала одинокая муха. Крыс молниеносным движением поймал ее в кулак и принялся задумчиво отщипывать крылышки.

– Тяжелый случай, – наконец сказал он, хлюпая. – Э-хе-хе…

– А мы с ним – как с человеком! – сказал Дик.

– Подождите, господа, – сказал граф. – Подождите. Он из другой страны. К тому же художник. Натура творческая, увлекающаяся, немного не от мира сего… Скажите, Бьорн, может быть, у вас есть какие-нибудь моральные или этические принципы, заставляющие считать тюремщиков неприкосновенными?