Константин Крапивко - Бог пива [litres]

– А кто твой портрет писал? – возмутился я.

– Ну да, портрет он писал… Кающуюся грешницу ты писал, а не портрет! Не дождешься! Ну, вставайте. – Она пихнула Касалана носком сапожка. – Мы и так здорово задержались. Где вещи бросили? В путь, в путь, или преследователи будут у перевала раньше нас…

Перевал оказался не совсем перевалом. Конечно, окружающие горы были гораздо выше, и их действительно разрезало ущелье, но метров на триста вверх, по почти отвесному склону, нам все же пришлось карабкаться. Мы предложили Уху Дятла уйти, как и обещали, но он отказался – во-первых, боялся все-таки попасться сокотам, а во-вторых, поклялся в вечной преданности Елене и объявил, что теперь ее не оставит. Елену эта перспектива не слишком обрадовала, а меня привела в ужас – я представил, как Ухо Дятла путается у нас под ногами долгие годы, и попытался немедленно отделаться от него. Не тут-то было… В итоге долгой ругани было решено, что он идет с нами до драконов. Контупер мог пригодиться, все-таки он кое-что знал о землях, где нам предстояло пройти и куда уже долгие годы не ступала нога человека. Я со своими возражениями оказался в одиночестве и вынужден был уступить.

Никакой тропы на так называемом перевале не имелось, пришлось лезть по сплошному нагромождению камней. Я карабкался вверх первым: форсировав очередной трудный участок, крепил веревки и падал отдохнуть, пока лезли остальные, способные залезть.

Потом мы все вместе впрягались в веревку и поднимали поклажу, Елену, Касалана и в последнюю очередь стокилограммового Энди. Потом я лез дальше.

Местами камни лежали сплошной ненадежной грудой, время от времени я серьезно опасался устроить обвал, но все обошлось. Сил и времени на подъем тратилось кошмарно много; мне казалось, что скрюченные, дрожащие, с обломанными ногтями пальцы мои уже никогда не распрямятся. И все-таки в конце концов через пять часов мы оказались на вершине ущелья.

Это была почти горизонтальная, довольно ровная площадка, длиной шагов в десять и в пять шагов шириной. Справа и слева вверх уходили склоны горы. Большой замшелый обломок скалы занимал часть этой ровной площадки, немного нависая в ту сторону, откуда мы залезли. Он не закрывал от дующего здесь сильного ветра, и сначала это было даже приятно, но к тому времени, когда поднялись остальные, я успел продрогнуть до костей.

Отсюда открывался величественный вид на драконьи горы – горы настоящие, а не мелкое недоразумение, что окружало нас сейчас. Черная тень скрывала их заросшие лесом мрачные подножия, резкими полосами выделялись впадины и щели на сером граните освещенных солнцем склонов. Сверкали, слепя глаза, покрытые снегом, вознесенные в небо вершины, которых с этой точки было видно пять, но за ними угадывались и другие. Большое серое облако пыталось вскарабкаться на ближайшую вершину, но не долезло и до начала снегов, безнадежно застряв. Лесистую долину, лежащую между нами, пересекали многочисленные синие ниточки рек, а далеко, очень далеко справа голубела дымка огромного озера, сливаясь с бледным небом.

– Вы назад посмотрите! – посоветовал Крыс, и мы посмотрели.

Из языка леса, подобравшегося к нашему ущелью, выходил отряд солдат, среди которых я без труда опознал Острого Топора по огромному топору на плече и Росомаху – по его своеобычным вороненым доспехам. Солдаты тоже заметили нас; Росомаха остановился, задрал голову и начал что-то кричать, бешено жестикулируя, солдаты побежали вперед и неумело, но решительно полезли вверх. Что именно кричал Росомаха, слышно не было. Казалось, он просто беззвучно разевает рот, но я чувствовал, как текут рядом волны злобы. Бог войны, не надеясь пробить меня, целился по моим спутникам, а я слишком устал, чтобы прикрыть всех. Тупые иголки боли вкрутились в кости, когда я, пытаясь защитить друзей, стянул всю ненависть Росомахи на себя. Касалан, плача, схватился за голову, но тут рядом встала Елена, и сразу стало легко. Росомаха упал, сначала на колени, а потом вытянулся на земле всем телом.

– У дурака совсем крыша поехала, – сочла нужным объяснить Елена, – по мне саданул. Ну, ему обратно все и вернулось, кто же так с богинями обращается!

Над валяющимся Ларсом склонился Острый Топор, к ним подбежало несколько солдат, которые небольшими группами продолжали выходить из леса. Солдаты скрыли от нас бога войны, а когда расступились, Росомаха уже стоял на ногах. Он качался, как пьяный, его поддерживали, но к плечу Росомаха прижимал арбалет.

– Берегись! – крикнула Елена, хватая и заталкивая под прикрытие обломка скалы Касалана. – Ложитесь!

– Да он и правда дурак! – смеясь, крикнул Крыс, перекрикивая ветер. – Арбалет ни за что не добьет до нас!

Росомаха выстрелил, стрела вспыхнула, загоревшись в полете, а я вскочил и бросился к оставшемуся стоять смеющемуся Крысу. Я успел сбить его с ног, короткая арбалетная стрела свистнула над нами, вонзившись в висящий на спине Крыса мешок. Крыса снесло в сторону, словно ударом дубины, я опять прыгнул за ним, хватая за волосы, – как тогда, на яхте, однако теперь под рукой не было каната, и я ехал на брюхе по наклонному краю площадки к обрыву. Падать было невысоко, метра два, но на крутой склон, где не задержаться… а дальше подстерегал обрыв уже серьезный. Крыс, с искаженным лицом, перевернулся, хватаясь за меня, и тут на мои ноги навалилась тяжесть, сначала затормозившая, а потом и остановившая нас. Я обернулся. Мои ноги обхватил Энди. На щеке у него кровоточила свежая ссадина, глаза были закрыты от страха.

– Лезь по нам, – сказал я Крысу, который уже висел над уступом, – лезь, я тебя не затяну.

Крыс кивнул и полез, осторожно перехватывая меня за одежду и стараясь резко не дергать.

– Нет, ну каков, – бормотал он, видимо, мысленно беседуя с Росомахой. – Ладно, ладно, я поближе-то подберусь, тогда и глянем, кто чего стоит…

– Ноги отпусти, – сказал я Энди, который так и не открыл глаза, – спасибо, дружище, спас.

– Бреи и демоны! – раздался панический Еленин крик. – Скала! Всех осколками посечет, отойдите от нее! Бьорн, я не знаю, что делать, придумай что-нибудь!

Обломок скалы, за которым мы пытались укрыться, угрожающе раскачивался, покрываясь мелкими трещинами, – с Росомахой скучать не приходилось.

– Чего там думать! – проорал я, бросаясь к камню. – Толкать, толкать надо!

Рядом со мной тяжело задышал граф, пытаясь найти хороший упор, через секунду к нам присоединились остальные. Скала, уже целиком покрытая трещинами, накренилась, не торопясь, словно задумавшись, постояла накрененной и ухнула вниз. Несколько секунд она просто летела, набирая скорость, потом ударилась о склон, ее швырнуло вперед – и скала взорвалась. Веер осколков навис над ущельем; обвал, которого мы так опасались при восхождении, набирал силу.