Александра Лисина - Фантом [litres с оптимизированной обложкой]

Вот и летели мы теперь, как два сумасшедших демона. Вот и держал Лин нос по ветру, стараясь не упустить ни капли драгоценного времени, которое все равно утекало, как вода сквозь пальцы. Он тоже знал: до полуночи мы кровь из носу, но должны отыскать проклятое гнездо. И выяснить, где созревают эти дурацкие яйца. Потому что если мы не найдем их или Тварь проснется раньше, то процесс вылупления (или как там у них это происходит?) остановить не сможет никто.

«Новорожденные кахгары слепы, глухи и совершенно беспомощны, – сухо и насквозь официально сообщил Ас, когда я вскочила в седло. – Но только на одну ночь. А после этого они ничем не будут отличаться от взрослых особей. Кроме, пожалуй, размеров».

Поэтому мы с Лином спешили. Поэтому я то и дело просила его бежать быстрее. Поэтому же я отчаянно нервничала, страшась, что час икс уже на носу. И я буквально жила надеждой, что это время наступит не сегодня.

Как ни странно, шейри легко взял оставленный Тварью след и двинулся по нему, не испытывая никаких затруднений. Лучше, чем гончий пес. Гораздо лучше, чем любая ищейка. Просто клад, а не помощник. У которого, к сожалению, был лишь один-единственный недостаток – его покладистость, подкрепленная клятвой.

Первое время он угрюмо молчал, не понимая, зачем и почему я так рискую. Не желал разговаривать, шумно фыркал, если я пыталась трогать поводья, и всячески демонстрировал неодобрение. Я истратила весь запас красноречия, пытаясь убедить его, что так нужно. Отболтала весь язык, разозлилась, потом с трудом успокоилась, понимая, что Лин просто боится за меня. Наконец не выдержала этого гнетущего молчания, которое даже Тени не рискнули разбавить, и, низко наклонившись, погладила напряженную шею слегка потеплевшим Знаком.

– Ну прости, мой хороший. Прости, что я тебя не послушала. Но это слишком важно, чтобы я могла позволить себе отступить. Если я стану шарахаться от каждой опасной Твари, то какая из меня тогда Хозяйка? Если я не смогу защитить свой Знак, то что я тогда за Ишта? Если я, даже не попытавшись ничего сделать, сбегу, поджав хвост, то разве смогу потом смотреть людям в глаза? И разве не потеряю я твое уважение, если при первых же признаках опасности буду жаться к деревьям и думать о том, кто бы меня защитил?

Демон угрюмо засопел.

– Тени уже спорили со мной на эту тему, Лин. Ты помнишь, что из этого вышло. Но я все равно считаю, что права, потому что иначе грош мне цена. Ведь человек тем и отличается от зверя, что идет вперед даже тогда, когда знает, что это рискованно.

«Нормальный человек не суется туда, где знает, что точно погибнет!» – не сдержавшись, рявкнул демон.

Я незаметно перевела дух: ну вот, он уже разговаривает. Большой прогресс.

– Неправда. Хасы, к примеру, полезли.

«Им за это платят!»

– А мне – нет?

«А что, да?!»

– Лин, – удрученно вздохнула я. – Неужели ты считаешь, что полученный мной Знак – простая фикция, которая ни к чему не обязывает? Думаешь, все это просто так, и я могу, как раньше, гулять по дорожкам, лениво помахивать веером, развлекаться в свое удовольствие и забыть, что где-то поблизости бродят Твари? Ты думаешь, я могу спокойно спать, если почти каждую ночь слышу крики тех, кого пожирают порождения мрака? Думаешь, могу спокойно смотреть туда, где вижу, что появившееся гнездо, как паук, раскидывает свои сети и день за днем расползается все дальше, становясь похожим на раковую опухоль? Думаешь, я ничему не научилась за последние месяцы? Не слышу, как стонет земля, когда по ней ступают чужие лапы? Или меня не трогает ее боль, когда острые когти разрывают ее плоть пополам?

Шейри сильно вздрогнул.

«Ты никогда об этом не говорила»…

– Я плохо понимала, что происходит. А теперь Знак с каждым днем становится все активнее. И он каждый раз холодит мне руку, если где-то неподалеку открывает глаза новая Тварь. По ночам я часто вижу, как они летают над моей головой, пытаясь выклевать глаза. Я слышу, как они скребутся под землей, прорывая на поверхность новые норы. Ты знаешь, что они так и передвигаются днем – под слоем почвы, под камнями, по подземельям? Знаешь, что в некоторых местах, особенно рядом со Степью, от них… там, внизу… все черным-черно? Знаешь, как противно, когда каждый прожитый день начинается с ощущения, как будто по твоему телу ползают чужие мерзкие лапы? А земля это чувствует, Лин. Вся Равнина чувствует. И я… вместе с ней. Причем чем дальше, тем сильнее, потому что я, кажется… начинаю сливаться с ней мыслями и чувствами. – Я сжала челюсти, впервые озвучивая то, что меня так тревожило по ночам. – Мне иногда кажется, что это меня раздирают на части. Кажется, что это я кричу от боли каждый час. Кажется, что это за мной охотятся Твари. И кажется, что их природа противна самой моей сути. Они – зло, Лин. Потому что уничтожают то, что приносит мне ощущение покоя и радости. Я только в Эйирэ чувствовала себя прекрасно. А с тех пор, как мы вернулись сюда, все начало меняться. И теперь я с каждым днем все лучше чувствую Равнину. Знак заставляет меня ее чувствовать. И из-за него переполненный Тварями Фарлион для меня – как заноза в одном месте. Зудит и зудит, раздражает, заставляет искать способ, как все это прекратить… А ведь это – только начало. Потому что если я срочно что-нибудь не предприму, то сойду с ума, понимаешь? Я просто не выдержу. И не смогу остаться той прежней Гайдэ, которую ты когда-то знал.

Шейри резко остановился и испуганно обернулся.

«Ты что, серьезно?!»

«Более чем».

«И ты поэтому так спешишь?!»

«Да, мой хороший».

«И поэтому говоришь про Фарлион все последнее время?!»

«Да, – покаялась я. – Знаю, что там еще опаснее, чем здесь. Знаю, что Тварей там не в пример больше, но я его уже чувствую, Лин. Почти постоянно чувствую и едва сдерживаюсь, чтобы не бросить все к такой-то матери и не ринуться туда. Мне плохо, Лин. И то, что кахгар вдруг проник на Равнину, тоже плохо. Я просто не могу пройти мимо. Не ради себя, не ради людей, даже уже не ради Теней… а ради этой земли. И ради той боли, которую она испытывает каждый день, пока по ее поверхности бродит нежить. Но этой болью она, жалея меня, пока не наградила так, как должно быть у настоящей Ишты».

«Ты еще – не настоящая, – дрогнувшим голосом сказал Гор, вмешиваясь в наш разговор. – Ты только учишься».

«Это – единственное, что меня спасает. Но с каждым днем мне становится труднее не замечать шепота трав. С каждым днем становится сложнее дышать. Я могу раствориться в Равнине, как кусок сахара, неосторожно брошенный в горячую воду. Могу услышать ее радость, то, как она поет от счастья, почувствовать каждый ветерок и каждую травинку в этом лесу… Но сейчас она не поет и не смеется, брат. Сейчас она может только плакать. А под Фарлионом уже непрерывно стонет. Тогда как Степь… Боюсь, Степь уже просто криком кричит. Если, конечно, я правильно все поняла про Невирон и его жрецов».