Вадим Панов - Красная угроза [litres]

– Пожалуй, нам следует отложить разговор.

– Приезжай ближе к полуночи, – деловито велел окончательно осмелевший Птиций. Осмелевший, несмотря на то, что его горло по-прежнему пребывало в захвате. – У меня как раз будет два свободных часа…

– Сегодня не получится.

– Тогда созвонимся. – Он вытащил из кармана брюк смартфон и принялся вводить новый контакт. – Как тебя зовут?

Дагни запрокинула голову и расхохоталась. Джинн остался равнодушен.

«Боже, ну что за город?!»

– Не отвлекайся, – велел конец, которому не понравилась затянувшаяся пауза. – А если ты обиделась на то, что я выделил тебе мало времени, то поверь: для первого раза двух часов более чем достаточно.

– Для того, чтобы наша встреча состоялась, ты должен соблюсти несколько условий, – отсмеявшись, сказала Дагни.

– Можно подумать, это мне нужно, – проворчал окончательно забывшийся конец. В следующую секунду джинн чуть сдавил кулак, и толстяк торопливо произнёс:

– Я слушаю.

– Ты должен держать язык за зубами.

– Это я умею.

– Неужели?

– Я никому не скажу, что ты у меня была. Хотя, с другой стороны, наша связь – это своего рода знак качества…

«Кем нужно быть, чтобы захотеть его убить? – неожиданно подумала Дагни. – Психопатом? Маньяком? Зверем?»

В её представлении, Тайный Город населяли могущественные волшебники, хладнокровные, умеющие убивать воины, с которыми следует вести противостояние не на жизнь, а на смерть, но конкретно этот толстяк… В нём не чувствовалось ни угрозы, ни подлости, ни опасности.

«Может, и впрямь приехать к нему…»

Но в следующий момент девушка сжала в кулак всю свою волю и только так сумела справиться со знаменитым обаянием концов. К тому же ей повезло – Дагни находилась в двух милях от улыбающегося Птиция.

– Ты можешь думать о чём-то другом?

– О чём ещё имеет смысл думать? – искренне удивился конец. – О мире во всём мире?

– Ну, это ты хватил.

– Вот-вот, – он шмыгнул носом. – Телефон дашь?

– Держи язык за зубами, и, может быть, мы действительно встретимся, – неопределённо пообещала Дагни.

– Ладно, поверю на слово, – вздохнул Птиций, возвращая смартфон в карман. – Поставь меня на пол.

– И ты должен будешь молчать, даже когда к тебе придут навы, – закончила девушка.

– Ко мне придут навы? – вздрогнул конец.

– Могут прийти.

– Зачем?

– Останки голема нашли недалеко от «Ящеррицы», – напомнила Дагни. – Тёмные могут поинтересоваться, не видел ли ты чего-нибудь подозрительного…

– Я буду держать язык за зубами, – пообещал Птиций, с опаской глядя на пламя джинна и теряя последние остатки самоуверенности.

– И придумай, как ты сможешь объяснить неожиданное появление у тебя телохранительниц.

– Они мне ещё понадобятся? – тут же спросил толстяк.

Дагни помолчала, а затем коротко ответила:

– Нет, – подумав, что дурацкий Город превращает её в тряпку.

– Девочки, что это было?! – громко поинтересовался Жуций, когда оплёванные и обозлённые женщины ворвались в штабной фургон, который конец благоразумно оставил за пределами Форта. – Кто мне обещал шикарные кадры захвата власти? Кто говорил, что порвёт великого фюрера на камеру? Кто планировал этот эпизод, я вас спрашиваю?! Почему вместо революции вышла свара?

Концы генетически не могли долго ругаться на женщин, и все их скандалы в обязательном порядке заканчивались постелью, но сейчас был иной случай: поскольку в постель ни с одной из «девочек» Жуций не пошёл бы даже под угрозой кастрации, он мог себе позволить орать в голос. И орать долго. Вдумчиво. Выговариваясь за все те случаи, когда скандалы получались короткими и ненасыщенными.

– Вы провалили идеальное задание!

– Какие наглые твари! – проревела Маманя, подлетая к бару. – Скоты!

Выдернула из гнезда бутылку виски, сильным, но прекрасно просчитанным ударом в донышко выбила пробку и припала к горлышку. Увидев такую ловкость, Жуций с уважением присвистнул.

– Все мужики – сволочи, – поддакнула Штанина, подсовывая тётке Дурич стакан.

– Ещё какие! – ухитрилась пробубнить Маманя, не вынимая горлышко изо рта.

Штанина с вожделением сглотнула.

– Я сразу говорила, что ничего у нас не получится, – заметила Сопля, вынимая карманное зеркальце.

– Это тебе зачем? – с подозрением осведомилась Маманя, наконец-то отлипнув от виски.

– Съёмка скоро.

– Там тебя покрасят.

– Во-первых, накрасят, а не покрасят, и даже вообще загримируют, – уточнила Сопля. – Во-вторых, мне нужно дойти до площадки, и я должна сделать это красиво. Ведь я – публичная персона.

– Публичная, да, – хихикнула Штанина, продолжая подсовывать тётке Дурич стакан. – Ты у нас известная публичная персона, одних фотографий на форуме сто десять страниц с комментариями во всех позах.

– Кто бы говорил, – вступилась за дочь Маманя, и при первых же звуках её недовольного голоса глупая Гнилич молниеносно заткнулась.

Сопля хмыкнула.

Тётка Дурич помолчала, выразительно глядя на проштрафившуюся Штанину, затем плеснула ей, правда, вдвое меньше, чем собиралась изначально, вновь глотнула из горла и пообещала дочери:

– Не волнуйся: всё у нас получится. И деньги мы у Кувалды заберём.

– Как?

– Раз не хотят делиться – мы станем тут главными.

– Сразу? – выдохнула Сопля.

– Сразу.

– А чего ждать? – с энтузиазмом поддержала Маманю Штанина. – Одноглазый просто так не сдастся и мужиков своих тупых будет против нас подначивать, значит, нужно самим власть брать! Мы тут власть!

И тут же заглянула Мамане в глаза. Искательно. Мол, я правильно сказала?

– Возьмём, – согласилась тётка Дурич. – Надо показать королеве, что мы тут сила, а чтобы показать – нужно стать властью. Семья хочет перемен! Семья хочет женщину-уйбуя и женщину-фюрера!

– Я согласна, – неожиданно заявила Сопля, продолжая таращиться в зеркальце. – Можешь меня записывать.

– Куда? – с подозрением осведомилась Маманя. – В фюреры?

В фургоне повисла напряжённая тишина.

Все присутствующие, включая Штанину, понимали, что великофюрерское кресло тётка Дурич желает себе и конкурентов, даже в лице собственной дочери, не потерпит. А поскольку Маманя отличалась крутым нравом, ближайшая судьба глуповатой Сопли могла сложиться печально: нож под ребро, пуля в глаз или удавка на шею. Как говорится, родственные чувства – это хорошо, но следует помнить о субординации.

– Ты снимаешь? – прошептал Жуций.

– Снимаю, – подтвердил оператор. – А вдруг стрелять начнут?

– Это женщины, – успокоил подчинённого конец. – Они будут не стрелять, а душить друг дружку.