Николай Степанов - Алтарный маг [litres]

– Ну как? – не выдержал Радим.

– Он сказал, что нам дозволено идти по этой дороге.

– Я же говорил – наш командир с любой нежитью договориться сумеет.

Напряженная тишина моментально развеялась. Приготовившиеся к худшему люди облегченно загомонили и тронулись в путь.

«Безграничная вера в начальника – вещь, конечно, неплохая, но всему есть предел. Эдак он решит, что мне любая проблема по плечу, и сам ничего делать не станет. Надо будет втолковать: на начальника надейся, а сам не плошай».

– Радим, скажи, что значит быть должником у лешего? – Александр решил воспитательную беседу отложить на потом, а сейчас прояснить вопрос, терзавший после беседы с дедком.

– А какой долг он на тебя повесил?

– Просто объявил своим должником.

– Открытый долг? – задумчиво произнес парень. – Плохо. В любой час может появиться и заставит отдать.

– А вдруг у меня с собой денег не окажется?

– Думаешь, ему деньги нужны? Нет, потребует что-нибудь сделать эдакое… и лучше ему не перечить.

– Даже если прикажет повеситься? – грустно улыбнулся Александр.

– Зачем ему это? Убить тебя он и сам может. Есть кое-какие вещи, нежити недоступные.

До утра больше никто не тревожил. Уставшие люди шагали в полной тишине, нарушаемой только поскрипыванием колес да тяжелым топотом лошадей.

С первыми лучами проснулись птицы, и идти стало веселей.

Еремеев немного расслабился и припомнил свой разговор с узником. Его просьбу он запомнил хорошо, но поразило другое. Сначала выяснилось, что так и не представившийся пленник ждал человека по имени Никита, но, прощаясь, сказал: «Христом-Богом прошу, выполни мою просьбу, Еремеев-сан…»

«Я бы еще понял, если бы он назвал меня Еремеевым сыном. Хотя откуда ему знать имя отца Никиты, если даже я его не знаю? Но это его «сан»… Вообще показалось, что он хотел сказать Сан Саныч. Друзья в том мире меня так и звали. Это даже не колдовство, а мистика какая-то!»

Александр заметил, как вперед по дорожке убежала Лада. Хотел было остановить, но не стал кричать, опасаясь разбудить спящих в повозке детей. Опять же, вдруг она по нужде отлучилась?

«По-хорошему я бы сам должен был позаботиться о разведке. Все-таки идем по неизвестной местности. Мало ли кто здесь может шляться? Может, Буян позаботился? Повезло мне с ним, опытный воин. Да и Карпов не промах, умеет с людьми ладить. Выходит, у нас разделение? Ветеран занимается делами военными, кузнец – гражданскими, на Радиме финансы. А я? Раздаю команды? Неплохо устроился! Если учесть, что Никите всего семнадцать, то прекрасный карьерный рост получается: купец, специалист по разборкам с нежитью…»

Где-то через час-полтора вернулась Лада. Выглядела она встревоженной.

– Евсей, привал! – отдал приказ кузнецу Еремеев. – Буян, Радим, за мной!

Они направились к запыхавшейся разведчице.

– Там татары, восемь всадников. Полон за собой тащат – десять парней и три телеги добра.

– Что делать будем, соратники? – спросил Александр, заранее зная ответ.

– Татарам укорот, нашим свободу! – выпалил Радим, не задумываясь.

– Их всего восемь? – недоверчиво переспросил ветеран, сдвинув брови к переносице. – Басурмане по нашим краям меньшим числом, чем с полсотни, не промышляют.

– Могли в деревне остаться, – задумчиво произнес Еремеев. – Лада, сколько им еще сюда топать?

– Минут десять.

– Укорот так укорот, но зарубите себе на носу: ни один враг уйти не должен и наших уберечь надо. Буян, твои предложения?

Заметив впереди две груженые телеги, всадники поспешили к легкой добыче. Как и предполагал Буян, с пленниками оставили всего двоих. Ветеран разрядил парочку арбалетов, и это послужило сигналом к стрельбе тем, кто притаился по обеим сторонам дороги.

Практически все пули и стрелы нашли свои цели, но одному степняку все-таки удалось выскочить невредимым из дымовой завесы, возникшей после выстрелов. Он понесся прямо на Александра, шедшего перед телегой.

Когда лошадь буквально выныривает из плотного облака и мчится на тебя, трудно сохранить хладнокровие и точно прицелиться в стремительно приближающуюся мишень. Александр видел большие глаза скакуна, перекошенный в злобе рот всадника, его занесенную саблю. Казалось, Еремеев застыл в ступоре и не может сдвинуться с места…

Три выстрела слились в один, когда до цели оставалось рукой подать. Всадник вздрогнул, его клинок так и не опустился на голову стрелка, а вставшая на дыбы лошадь сбросила тело на землю.

«И зачем я тянул время? Хотел, чтобы, как в голливудском фильме, спасение пришло за миг до смерти? Пришло. И кому это надо? Моим нервам? Ну да, теперь от подчиненных нужно скрыть дрожь, которая терзает, как последнего алкаша».

Дым развеялся, и мужчины принялись собирать трофеи. Особенно радовались лошадям, которых можно было хорошо продать в том же Смоленске.

– Стоять там! Не идти!.. – Визгливый вопль заставил вздрогнуть. – Шайтан вас всех забрать. Я ей горло резать! Не идти ко мне!

На последней повозке обоза, тянувшегося за пленниками, стоял длинноусый мужик в отороченном мехом колпаке и прижимал к себе связанную девушку, приставив к ее горлу кинжал.

«Что ж такое! Опять кого-то просмотрели. Ну да, только уверуешь, что все обошлось, – и тут тебе подкинут нежданчик».

– Дядя Евсей, можно я с ним поговорю? – попросила одна из тех девушек, которых собирались сжечь на костре.

– Попробуй, Горислава, – кивнул он.

– Кузнец, с ума сошел? Что у нас, мужиков нет?! – возмутился было Еремеев, но Горислава уже начала разговор:

– Эй, басурманин, у вас все такие или токмо ты один за спины женщин прячешься?

– Глупый баба, языком болтать нет. Звать главный. Иначе она секир-башка.

– Ты меня дурой назвал? Я ведь и обидеться могу! – Девушка сказала это с явным вызовом.

– Мне на ты плевать. И на она плевать. Быстро звать сюда главный этот сброд, иначе я резать горло.

– Плевать на меня? Да кто ты такой, сморчок плюгавый?

– Я мурза Аббаз, правый рука хан Кичи. Ты быть моя раба уже сегодня.

– Меня в рабство? А не перебьешься, старый хрыч? Меня так просто не связать, а рука у меня тяжелая.

– Я терять терпений. Буду резать горло сначала она, потом ты.

– Заладил одно и то же! Да не сойти мне с этого места, ежели ты – Аббаз, правая рука хана Кичи. Сам себе горло сейчас и перережешь. Тьфу на тебя!

– Ты куда идти?! Я не все сказать, глупый баба. – Мурза подался вперед, не ведая, что одно колесо телеги зависло над рытвиной. Под весом басурманина оно стало опускаться, и он, пытаясь сохранить равновесие, замахал руками. Пленница, почувствовав, что кинжал ей больше не угрожает, сразу боднула Аббаза головой, и он свалился, умудрившись при приземлении проткнуть собственное горло.