Сергей Гросс - Корса. Дорогой вора

Взяв в руки тело животного и помедлив пару мгновений, смирился с неизбежностью, что развести костер сил просто нет, и вгрызся в бездыханное тельце, пытаясь зубами разорвать шкуру и добраться до мяса, надеясь на то, что оно не успело испортиться. Поедание сырого мяса отобрало все силы. Откинув от себя почти полностью обглоданный скелет и куски шкуры с внутренностями, я лег на землю и уставился на луны.

В голове настойчиво крутились мысли на тему, сколько проходит времени от смерти до появления трупного яда, а также какая концентрация становится опасной для жизни. Жизни… на лицо наползла кривая усмешка. Мое состояние жизнью не назовешь. Да и если брать концентрацию, опасную для здорового человека, в моем случае ее смело можно делить на десять. Хотя я ничего не теряю. В любом случае эта агония когда-нибудь должна закончиться. Так или иначе… В этот раз получилось уснуть, а не потерять сознание.

Пробуждение произошло от того, что на лицо падали капли мелко моросящего дождя. Открыв глаза, я смотрел в ясное небо. На светло-голубой лазури не было и следа туч. Капли дождя словно появлялись сразу у самой земли. Прислушавшись к организму, с немалым удивлением понял, что этот раунд борьбы с болезнью остался за мной. Жутко болел весь левый бок, но это была обычная боль поврежденных тканей, а не воспалившейся раны, что не могло не радовать. Также ныло покусанное запястье, но – злобно ухмыльнулся я – за него я уже поквитался.

С трудом встав и потянувшись всем телом, разгоняя кровь, первым делом я принялся сдирать с себя одежду. Брезгливо отбросив в сторону штаны и трусы, зашел в воду и начал себя отмывать, чуть ли не сдирая кожу в попытке избавиться от въевшихся запахов. Из реки выбрался только через полчаса, и все же не чувствовал себя полностью чистым.

Пожалел, что меня не закинуло в этот мир с набором сменной одежды: пришлось заняться одним из самых противных мне дел, а именно – отстирыванием одежды от всех последствий болезни.

Закончив со стиркой и окончательно выбившись из сил, выбрался из воды и растянулся на траве. В теле еще оставалась предательская слабость, и общее истощение организма пока оставляло желать лучшего. Немного поспав и восстановив силы, я перенес свой лагерь на тридцать метров ниже по течению, чтобы меня не преследовали мерзкие запахи, насквозь пропитавшие старое место ночевки.

Здесь я провел трое суток, лежа на подстилке из травы, восстанавливая силы и периодически устраивая массовый геноцид локального масштаба поголовью улиток, а также гусениц, лягушек и всего, что, хоть и с небольшой натяжкой, можно было назвать едой, в весьма скромной зоне моей досягаемости…

Ветер дул в лицо, приятно холодя кожу, я бодро шагал по берегу все той же реки и думал, что буду делать, когда выйду к поселениям. Если здесь есть такая широкая дорога, то должен быть и какой-нибудь региональный центр, мегаполис местного масштаба, к которому она ведет, и если мне не изменяют интуиция и логика, то находиться он должен как раз по течению этой реки. Выходить на дорогу желание отшибло напрочь. Еще одной подобной встречи с местным населением я могу и не пережить…

– Черт! – вырвался возмущенный возглас, когда я наступил на очередной острый камень левой ногой.

Вот и еще одно напоминание того, почему не следует ходить где попало. М-да, похоже, во мне начала зарождаться ксенофобия ко всем жителям этого мира. Заранее. На всякий случай. Я уже начал сомневаться, сдались ли мне вообще эти люди. В лесу уютно, хорошо, комары не кусают. Интересно, а здесь медведи водятся? Другая мысль, другая мысль…

С грустью поскреб пальцами свои выступившие ребра. Как ни крути, а выходить все-таки придется. На улитках долго не протянешь. Ладно, буду готовиться к худшему. Как говорят, жизнь оптимистов полна разочарований, а вот жизнь пессимистов сплошь наполнена приятными неожиданностями, так что будем решать проблемы по ходу их поступления… На этой мысли я резко остановился, впав в ступор от открывшейся картины, после выхода из очередных кустов.

– Приплыли…

В траве лежало тело невысокого полного мужчины лет сорока с перерезанной глоткой. Вокруг валялось какое-то тряпье, видно не понадобившееся грабителям. В том, что это было именно ограбление, сомневаться не приходилось. На лице на мгновение промелькнула грустная улыбка: угоди нож чернобородого на пару сантиметров левее – и я бы валялся не так уж и далеко отсюда.

Присев на лежавший рядом камень, я рефлекторно похлопал по карманам куртки и, не обнаружив в них пачки, раздраженно дернул щекой, вспомнив, что последнюю сигарету выкурил еще до лихорадки. Легкий ветер доносил от трупа запах недавно начавшегося разложения. К горлу подступила тошнота. Что с этим чертовым миром! Рот искривился в горькой усмешке. То же, что и с нашим. Человек всегда остается человеком. Скатиться ему до состояния хищного животного просто, нужно лишь дать понять, что последствий не будет.

Я еще раз осмотрел место трагедии. Тряпье при внимательном рассмотрении оказалось предметами одежды, залатанными или имеющими прорехи. Видимо, по этой причине ими побрезговали грабители. Начиная себя ненавидеть, я подошел ближе и подобрал мешок с длинным разрезом на дне. С детства меня учили, что нельзя ничего брать с кладбища, но сейчас для меня нет ненужных вещей, а этому парню – я взглянул на труп – они теперь без надобности, и хотя моралистом я не был, такое неуважение к покойнику мне претило.

Собрав все вещи, раскиданные по берегу, я остановился над трупом, мое тело пробила судорога; глубоко вздохнув, я пытался задержать дыхание и нагнулся над покойником.

– Извини, мужик, но мне сапоги все-таки нужнее…

Довольно мерзко ощущать себя мародером. В компьютерных играх, в которые играл последний раз, наверное, в старших классах школы, для меня это был нормальный поступок, но вот обирать настоящего мертвеца было не только противно, но и мерзко. Когда я стянул первый сапог, запах разложения усилился, смешавшись с вонью давно не мытых ног, и ударил прямо в нос всем набором неповторимых ароматов. Успев отбежать от мертвеца лишь на несколько шагов, я скрючился в приступе тошноты.

Стоя на коленях и опершись на обе руки, чувствовал, как мое тело пробивали судороги. Через пять минут в желудке не осталось даже воспоминания о завтраке, а наружу выходила только одна желчь. Отдышавшись, я сплюнул горький сгусток слюны в траву и вытер тыльной стороной ладони рот. После чего отер руку о траву. Сделав пару глубоких вдохов, оглянулся на труп. Ничего не изменилось. Мертвец так и лежал, оскалившись в небо широким разрезом горла. Еще раз сплюнув на землю, я поднялся и побрел обратно.