Николас Имс - Короли Жути

– Бред какой-то, – с чувством произнес Клэй.

– Так вот, – продолжил Гэбриель, – Розе втемяшилось в голову стать мечником, ну я ее и научил кое-чему, думал, что надоест, побалует и бросит. Я ж не учил плохому. Жена взбеленилась, понятное дело.

Еще бы, подумал Клэй. Валерия, мать Розы, не признавала ни грубой силы, ни оружия и терпеть не могла тех, кто ими пользовался – как во зло, так и во благо. Отчасти из-за нее банда и распалась.

– А у Розы оказался настоящий талант, – сказал Гэбриель. – Из нее вышел отличный боец, и это я говорю не из отцовской гордости. Поначалу она устраивала битвы с соседскими ребятишками, но тем быстро надоело – кому ж интересно, когда тебя раз за разом укладывают на лопатки. Тогда Роза начала ввязываться в уличные драки, а потом уговорилась с устроителями турниров и показательных поединков, ну и понеслось.

– Еще бы, дочь Золотого Гэба… – задумчиво произнес Клэй. – На нее всякому любопытно поглядеть.

– Ага, желающих нашлось немало, – кивнул приятель. – Только как-то раз Валерия увидела синяки и взъярилась. Ох, да ты же ее знаешь… Она во всем обвинила меня, а Розе и думать запретила о мечах да о баталиях, так что какое-то время дочь не участвовала в поединках, а потом… – Он умолк, скрипнул зубами. – Когда Валерия меня бросила, мы с Розой… в общем, мы тоже рассорились. Она снова взялась за свое, дома не бывала сутками, к синякам прибавились раны посерьезнее. И волосы обкорнала… Слава Святой Четверице, что Валерия этого не видела, иначе я бы тоже кой-чего лишился – не волос, а головы. А тут еще и циклоп откуда ни возьмись…

– Циклоп?

Гэбриель покосился на приятеля:

– Ну, здоровый такой тип, сволочного нрава, единственный глаз – и тот во лбу.

– Да знаю я, что такое циклоп, – насупился Клэй.

– А чего тогда спрашиваешь?

– Я не… – начал Клэй и осекся. – Ладно, проехали. Так что там с циклопом?

Гэбриель вздохнул:

– Он обосновался в старом форте к северу от Выдриного Ручья, начал таскать коров и коз, сожрал чью-то собаку, а потом загубил и хозяев, которые отправились на поиски пропавшей живности. У престольных гвардейцев забот полон рот, вот они и решили кого-нибудь нанять, только как раз тогда годных наемников в округе не нашлось, а у тех, кто был под рукой, с циклопом разбираться кишка тонка. Долго ли, коротко ли, вспомнили обо мне, прислали человека с предложением, только я отказался наотрез: мол, у меня и меча-то больше нет.

– Как это нет? – недоуменно спросил Клэй. – А Веленкор?

Гэбриель отвел глаза:

– Я его… продал.

– Не понял… – Клэй, не дожидаясь ответа, тяжело оперся ладонями о столешницу, чтобы ненароком не ухватить плошку и не разбить ее о голову приятеля, ну, или не заехать кулаком в морду, и медленно произнес: – Мне тут послышалось, что ты продал Веленкор. Тот самый Веленкор, которым тебя одарил архонт на смертном одре? Тот самый меч, которым он прорубил проход из своего мира в наш? Ты продал этот меч?

Гэбриель понуро сгорбился над столом:

– Ага. Мне надо было расплатиться с долгами, а Валерия запретила держать в доме оружие, особенно после того, как узнала, что я Розу учил мечному бою, – смущенно пояснил он. – Она заявила, что меч – опасная штука.

– Да она… – Клэй осекся, откинулся на спинку стула, потер глаза руками и застонал; Гриф, словно вторя хозяину, тихонько зарычал на подстилке в углу. – Ладно, продолжай.

– После того как я отказался, циклоп резвился еще пару недель, а потом вдруг пошли слухи, что его порешили. – Гэбриель печально улыбнулся. – Она сама. В одиночку.

– Роза, – понимающе сказал Клэй, хотя и так было ясно, кто разделался с циклопом.

Гэбриель кивнул:

– Вот она и прославилась в одночасье. Ей даже прозвище придумали – Кровавая Роза. Красиво, правда?

Ага, подумал Клэй, но вслух говорить не стал, слишком обозлился на приятеля из-за меча. Ладно, пусть Гэб рассказывает, зачем пришел, а как расскажет, тут-то Клэй и выставит своего старинного закадычного дружка за порог, чтоб духу его здесь больше не было.

– А потом Роза набрала свою банду, – продолжил Гэбриель. – Они порасчистили окрестности: уничтожили гнездо гигантских пауков, убили старого аспида-падальщика в сточной канаве, про которого все и забыли, что он еще жив… Я все надеялся… – Он закусил губу. – Я все надеялся, что она выберет другое занятие, пойдет не по отцовской дорожке, а по какой получше. – Он в упор посмотрел на Клэя. – А тут вдруг Кастийская республика запросила помощи, созвала всех наемников на битву с Жуткой ордой.

На миг Клэй задумался, при чем тут это, а потом вспомнил недавние разговоры в кабаке: двадцатитысячное войско Кастийской республики попало в окружение и было наголову разбито превосходящими силами противника, а уцелевшие бойцы укрылись в осажденной Кастии и теперь наверняка жалели, что не погибли на поле боя.

Значит, сгинула и дочь Гэбриеля. Или сгинет, как только город падет.

– Гэб, мне… – начал Клэй, стараясь ничем не выдать мучительную боль.

– Я иду к ней на выручку. – Гэбриель подался вперед, гневно сверкнул глазами. – Ты мне нужен, Клэй. Самое время снова собрать банду.

Без меня.

Судя по всему, приятель не ожидал такого ответа и уж точно не думал, что Клэй даст его с такой резкостью. Пламя в глазах Гэбриеля угасло, сам он заморгал и недоверчиво уставился на Клэя:

– Но…

– Говорю же, без меня. Я с тобой никуда не пойду, ни на какой запад. И Джинни с Талли не оставлю. И не собираюсь искать Муга, Матрика и Ганелона, – кстати, Ганелон наверняка до сих пор всех нас ненавидит лютой ненавистью! И ни в какую Жуть не потащусь, и не зови! Глифовы титьки, да отсюда до Кастии тысяча миль, и все нехожеными тропами, ты же знаешь.

– Знаю, – начал Гэбриель.

– Ах, знаешь?! – перебил его Клэй. – Тоже мне, знает он! Помнишь горы? А великанов в этих горах не забыл? А птичек? Помнишь этих проклятых тварей, Гэбриель? Тех самых, что великанов таскали в когтях, как мышей?

Гэб поежился, вспомнив тень гигантских крыльев в небе, и неуверенно предположил:

– Так ведь птицы-рух давно вымерли…

– Может, и вымерли, – смилостивился Клэй. – А раски? Йетики? Кланы огров? А тысячемильный лес никуда не делся? Ты вообще помнишь Жуть, а, Гэб? Ходячие деревья, говорящие волки… Между прочим, табуны кентавров все еще охотятся на людей! И жрут человечину в свое удовольствие. Я вот не забыл. А черногниль? По-твоему, ради всего этого я должен составить тебе компанию? Ты соображаешь, куда меня тащишь?

– Так ведь не впервой, – напомнил Гэбриель. – Зря, что ли, нас прозвали Королями Жути…

– Прозвали, ну и что с того? Мы тогда были на двадцать лет моложе, спину по утрам не ломило, не вставали по малой нужде по десять раз за ночь… Время жалости не знает, Гэбриель. Оно исправно делает свою работу – вон как нас поломало и скрючило. Мы теперь старики. Это раньше нам все удавалось, а теперь… Поздно уже нам, трухлявым пенькам, соваться в Жуть. Ничего хорошего из этого не выйдет.