Виктория Шваб - Сотворение света [litres]

– Нет, – она покачала головой и взяла его за руку. – Пошли домой.

Небо казалось пронзительно-голубым полотнищем, туго натянутым вокруг солнца. Яркая синева казалась беспредельной – ее нарушала только яркая черно-белая птица, парившая в высоте. Пересекая сферу света, птица вдруг распалась на целую птичью стаю, рассыпавшуюся во все стороны под лучами солнца.

Холланд запрокинул голову, любуясь зрелищем. Но всякий раз, когда он пытался сосчитать птиц, его зрение рассредоточивалось, отвлеченное лучами света, разбегавшимися во все стороны.

Он не знал, где находится.

И как он сюда попал.

Он просто стоял во внутреннем дворе дворца, а по стенам вокруг вился плющ, цветущий пурпурными цветами – это был совершенно невероятный оттенок, но явно не иллюзия: лепестки цветов были плотными, настоящими. Воздух пах всеми ароматами лета – нагретой землей, травой, цветами – и эти запахи просто-таки кричали Холланду, что он находится там, где не может, никак не может быть.

И все же…

– Холланд? – окликнул его голос, которого он не слышал много лет. Много жизней. Он обернулся, чтобы увидеть, откуда тот исходит, и обнаружил проем в стене у себя за спиной. Дверной проем без всякой двери.

Он шагнул туда – и замковый двор вокруг растаял, стена за спиной снова стала сплошной. А по сторонам дороги, начинавшейся у него под ногами, стояли люди, много людей. Их одежды были белыми, а лица цвели здоровьем. Он знал это место – это был Кочек, самый худший район в его городе, трущобы.

И все же…

Он узнал ярко-зеленые глаза одного из людей, пришедших его поприветствовать. Эти глаза ярко сверкали из тени в дальнем конце поляны.

– Алокс? – позвал он, рванувшись навстречу брату – и тут чей-то крик заставил его резко обернуться.

Навстречу бежала маленькая девочка, которую на бегу перехватил мужчина. Девочка радостно заверещала, когда тот закружил ее, подхватив под мышки. Это был крик радости, а не страха.

Веселый детский визг.

Какой-то старик коснулся рукава Холланда и произнес:

– Король грядет.

Холланд хотел спросить, что он имеет в виду, но Алокс уже ускользал из его поля зрения, и Холланд поспешил за ним – вперед по дороге, потом завернуть за угол, потом… его брат исчез.

А вместе с ним – и солнечная поляна.

Холланд внезапно очутился посреди рынка, в толпе людей, занятых покупками, прилавки ломились от груд ярких фруктов, от свежевыпеченного хлеба…

Он знал это место. Это была Главная площадь, где за последние годы совершилось столько казней, столько крови ушло в ненасытную землю.

И все же…

– Хол!

Он снова резко повернулся, ища источник голоса, и увидел кончик пшеничной косы, мелькнувший среди толпы. Взмах подола яркого платья…

– Талья?

На краю площади танцевали три девушки. Две в белом, а Талья – в ярко-красном платье.

Он начал проталкиваться к ним сквозь толпу, но когда наконец добрался до края рынка, танцовщиц уже не было.

Слуха коснулся шепот Тальи:

«Король грядет».

Он повернулся на звук, но никого не увидел. Не было вокруг ни оживленного рынка, ни самого города.

Всё снова исчезло, звуки жизни и радости утихли, мир снова накрыла тишина, нарушаемая только шорохом листы и далеким щебетом птиц.

Холланд стоял посреди Серебряного леса.

Стволы и ветви деревьев все еще сохраняли металлический блеск, но земля под ногами была темным, влажным черноземом, а листья над головой поражали сочной зеленью.

Промчался порыв ветра, послышался звон ручья. Из травы поднялся человек, рядом с ним на земле лежала корона.

– Ворталис, – произнес Холланд.

Тот поднялся на ноги и улыбнулся ему. Он хотел было заговорить, но внезапный порыв ветра унес его слова.

Ветер гнул ветви деревьев, срывал с них листву. Листья начали опадать, как капли дождя, покрывая землю зеленым ковром. Сквозь густой листопад Холланд видел Алокса, стиснувшего кулаки, Талью, приоткрывшую рот, беспокойно озиравшегося Ворталиса. Там и тут листопад заслонял их, поглощал их, и стоило сделать шаг – они растворялись в водовороте листвы, и только их голоса отзывались эхом в сумраке листвы:

– Король грядет, – предупреждал его брат.

– Король грядет, – пела любимая.

– Король грядет, – возвещал друг.

Ворталис появился еще раз – он шагал Холланду навстречу, раздвигая завесу падающей листвы. Он протянул ему руку ладонью вперед.

Когда Холланд проснулся, он все еще тянулся, чтобы ответить на рукопожатие.

Холланд сразу понял, где он – по бархатной красно-золотой обивке стен.

Дворец семьи Мареш, конечно же.

Не его мир, соседний.

Был поздний вечер, занавеси опущены, на столике у кровати – потушенная лампа.

Холланд бессознательно потянулся к своей магии – и тут вспомнил, что ее больше нет. Осознание больно ударило его, словно чувство утраты. На краткий миг он задохнулся, глядя на свои руки, которые всегда были главным его орудием, в руках жила его сила, там ей всегда было самое место – а теперь он ощущал только пустоту. Никакого знакомого гула. Никакого жара.

Он рвано выдохнул – это было единственное внешнее проявление его скорби.

Да, он чувствовал внутри пустоту. Был теперь пустым.

За дверьми кто-то ходил, он слышал шаги людей, их приглушенные голоса.

Тихий лязг доспехов – явно кто-то разоружался, снимал с себя латы.

Холланд с трудом встал с постели, выбравшись из-под толстого тяжелого одеяла, поднялся с груды подушек. На миг его охватило раздражение – как вообще можно спать в такой груде тряпья и перин?

Конечно, это лучше, чем спать в тюремной камере…

Но явно хуже, чем быстрая смерть.

Чтобы просто подняться с кровати, ему потребовалось столько сил – или попросту сил оставалось так мало… Холланд совершенно выдохся уже к тому моменту, как его ноги коснулись пола.

Он снова откинулся на постель, присел. Взгляд рассеянно скользил по комнате, погруженной в полумрак. Стол, диван, зеркало… в зеркале он увидел свое отражение и замер.

Его волосы, прежде угольно-черные – а потом слегка подернутые сединой, но все же черные – стали теперь белыми, как снег. Морозный покров, внезапный, как весенний снегопад. В сочетании с его бледной кожей это делало Холланда почти бесцветным.

Конечно, без учета его глаз.

Глаза его, так долго носившие метку силы, определяли всю его жизнь. Глаза, сделавшие его мишенью, ходячим вызовом… а потом королем.

Теперь его глаза – оба глаза – были зелеными, почти как молодая листва.

– Ты уверен? – спросил Келл, глядя с высоты на свой город.

Он сам считал – нет, он знал! – что это скверная идея. Но выбор принадлежал не ему.

Между бровями Холланда появилась единственная морщинка.