Кристель Дабо - Обрученные холодом [litres]

Если бы Офелия не сидела на скамье, у нее подкосились бы ноги. Она поговорила о Густаве с Торном, и вот Густав мертв! Девушка опять пристально взглянула на Ренара – ей не терпелось узнать, как это произошло.

– Странное дело: ты как будто огорчен? – удивился Ренар, подняв брови. – Ну, тогда ты единственный, кто будет его оплакивать, уж поверь мне. Он ведь был хитрый, развратный негодяй, продувная бестия. Говорят, у него на столе нашли вызов во Дворец Правосудия – незаконное присвоение желтых песочных часов, превышение служебных полномочий и так далее!

И Ренар красноречивым жестом чиркнул пальцем по шее:

– В любом случае ему была крышка. Заиграешься с огнем – непременно обожжешь крылышки.

Офелия едва прикоснулась к кофе, который Ренар с покровительственным видом налил ей в чашку. Органы правосудия были тесно связаны с интендантством – значит, за всем этим стоял Торн. Он сдержал слово. Офелии следовало бы утешиться и быть спокойной за свою судьбу и за ребенка Беренильды, но страх никак не отпускал ее. «Что же теперь будет? – думала девушка. – Надеюсь, Торн не внушит своей бабушке желание выброситься из окна?»

Ренар так усердно скреб подбородок, что она стряхнула с себя эти мысли и посмотрела на него. А он сидел, уставившись в пустую чашку, и вид у него был какой-то смущенный.

– Ты снова заступаешь на службу с сегодняшнего дня? Из-за этой дурацкой оперы?

Офелия кивнула. У нее не было выбора. Сегодня вечером в Опере давали весенний спектакль в честь Фарука. И Беренильде непременно требовалось ее присутствие. Она даже добилась, чтобы девушке дали маленькую роль гондольера. С учетом трещины в ребре, Офелии предстоял довольно трудный вечер.

– А вот меня там не увидят, – пробурчал Ренар. – Моя почтенная хозяйка глуха как тетерев. Все эти оперы ей даром не нужны.

Он так и не оторвал взгляда от чашки, и между его густыми бровями пролегла озабоченная морщинка.

– А тебе не слишком ли рано вылезать на свет божий? – с грубоватой заботой спросил он. – Я хочу сказать, после всего, что на тебя свалилось… Один-единственный день отдыха – маловато для такого случая, верно?

Офелия терпеливо ждала, когда же он вымолвит то, что вертелось у него на языке. А Ренар чесал шею, поглаживал бакенбарды, опасливо поглядывал на окружающих и молчал. Потом вдруг неожиданно сунул руку в карман:

– На, держи! Только смотри не привыкай к таким подаркам, понял? Это так… особый случай, понял? Раз уж тебе неможется, понял?

Растерявшись от всех этих «понял?», Офелия недоуменно взглянула на зеленые песочные часы, стоявшие возле ее чашки. Вот когда она была счастлива, что не должна говорить! Сейчас ей никак не удалось бы выразить словами свои чувства. Ведь до сих пор это она отдавала Ренару полученные чаевые…

А он выложил на стол могучие руки и насупился, словно боялся, что такое благодеяние повредит его репутации.

– Три голубых, которые ты получил от Матушки Хильдегард… – процедил он сквозь зубы. – Жандармы ведь не вернули их тебе, верно? Я считаю, это несправедливо, ну и вот… поэтому…

Офелия во все глаза смотрела на Ренара, на его грубо вылепленное лицо с горящими глазами под рыжими кустистыми бровями, на косматую огненно-рыжую шевелюру. Ей казалось, что она неожиданно разглядела этого человека гораздо яснее, чем прежде. Торн велел ей никому не доверять, но сейчас она была не способна подчиниться его приказу.

– Не смотри на меня так, – буркнул Ренар, отворачиваясь. – У тебя глаза прямо как у женщины… Мне даже как-то не по себе, знаешь ли…

Офелия вернула ему песочные часы. Что бы он ни думал, ему они были нужнее, чем ей. Ренар поперхнулся от изумления, но потом неожиданно расплылся в сияющей улыбке:

– Ага, я понял! Ты хочешь увидеть Его и чтобы Он увидел тебя, так, что ли?

И он почти лег на стол, придвинувшись к Офелии вплотную, чтобы никто, кроме нее, его не услышал.

– Наш Монсеньор бессмертен, – прошептал он. – И только одни знатные люди могут смотреть ему в лицо. А вот я, малыш, однажды попался ему на глаза, клянусь чем хочешь! Это длилось всего одно мгновение. Я тогда сопровождал госпожу Клотильду и видел его, вот как сейчас тебя, ей-богу! Можешь мне поверить, малыш, он бросил на меня взгляд. А когда Бессмертный бросает на тебя взгляд, это… сам понимаешь, что это значит!

Ренар выглядел ужасно гордым – Офелия даже не знала, улыбнуться ей или состроить понимающую мину. Общаясь со слугами, она довольно скоро заметила, что они крайне суеверно относились к Фаруку и всему, с ним связанному. Считалось, будто любой знак внимания с его стороны, даже случайный взгляд, дарит душам бессмертие. Те, кому выпало счастье быть замеченными Духом Семьи, – обычно это оказывались знатные вельможи, – были уверены, что переживут смерть тела. А все другие обречены на небытие.

Ренар похлопал Офелию по плечу, словно желая ее утешить.

– Я знаю, у тебя есть маленькая роль в спектакле. Но не надейся, что Он тебя заметит. Мы с тобой – невидимки в глазах сильных мира сего.

Офелия размышляла над этими словами, пробираясь между слугами по коридору первого этажа. Сегодня утром здесь царила дикая суета. Лакеи, горничные и посыльные метались во все стороны, наступая друг другу на ноги. И все говорили только об опере – смерть Густава уже никого не интересовала.

Каждый вздох отдавался болью в ребрах Офелии. Она стала искать менее людные пути, но и в садах, и в салонах была та же давка. Кроме самих обитателей имения, сюда съехались министры, советники, светские львицы, дипломаты, художники и денди. И все они прибыли с одной лишь целью – попасть в лифты Арчибальда, которые, в отличие от остальных, сообщались с башней Фарука. Весенние празднества давно уже стали самым ожидаемым событием на Полюсе. Да и жандармов по этому случаю нагнали сюда вдвое больше.

В музыкальном салоне, увы, также царило лихорадочное возбуждение. Сестры Арчибальда буквально сходили с ума из-за проблем со сценическими костюмами. Платья затрудняли им движения, головные уборы слишком давили на голову, булавок катастрофически не хватало…

Офелия нашла Беренильду за ширмой. Она стояла на скамеечке, грациозно воздев кверху руки в перчатках, и выглядела блистательно в своем роскошном платье с кружевным жабо. Портной, который подносил ей для примерки атласные пояса, вызвал ее недовольство:

– Я же просила вас замаскировать мой живот, а не подчеркивать, что он округлился!

– Пусть это не беспокоит мадам. Я приготовил для мадам набор вуалей, которые обнажат лишь то, что угодно мадам, и скроют все остальное.

Офелия благоразумно встала в сторонке, но так, чтобы видеть Беренильду в большом зеркале. Щеки красавицы пылали от волнения. Она не притворялась влюбленной в Фарука – она действительно была в него влюблена.